Слушая их, я улыбалась. Оказывается, нашу деревню боятся, да еще и столько сплетен плетут. И встряла в их разговор.
– А если вы не верите, что этот дед может вылечить, и колдуном называете, то зачем же ваша бабка Матрена к нему своего правнука потащила? – удивленно спросила я их, а потом добавила: – Мы, например, с ребятами часто в деревню Нуру на озеро с города ездим – нормальная деревня, люди, правда, городских сторонятся, а так – там здорово, озеро красивое, да и деревня тоже красивая.
– Мала ты еще и не поймешь, когда дети болеют, и их вылечить не могут – и в черта поверишь, лишь бы ребенка вылечить, – все кивнули в знак согласия, и Фаина продолжила: – Ох, девонька, ты поосторожней, там каждый второй порчу наводит. Знаешь, сколько народу померло уже от этого? Лет пять назад их егеря застрелили, все говорят, Мирона родственница это была, сама, конечно, тоже померла, но ведь никто за Федора перед законом так и не ответил.
– А родственница Мирона почему умерла?
– А шут их, ведунов, знает. Люди говорят, Мирон ее и убил за этот проклятый алмаз. Хотя этот алмаз никто в глаза и не видел, а столько горя от него, – с печалью в голосе рассказывала Фая.
– А мы когда были в деревне прошлым летом, нам дед Мирон сам рассказывал про чашу, что она была из глади воды изготовлена, но ведь это всего лишь легенда, то есть сказка.
– Конечно, он нарассказывает чего хочешь, только не все там сказка. К нам сюда приезжал ученый с самой Москвы, давно, правда, забыла, как его зовут, то ли Харитон, то ли Славян. Так вот, он все время что-то искал, у людей выспрашивал в округе, кто о камне что знает. Сказал, хочет книгу написать про эту самую чашу. Вот люди ему и рассказывали, кто что слышал, а он наверняка все выспрашивал неспроста. Потому, когда он исчез, то те, с кем он разговаривал о чаше, вскорости слегли и один за другим померли.
– Да ладно, такого не может быть.
– Вот тебе крест, – и она три раза перекрестилась, за ней перекрестились и другие две женщины.
Автобус остановился, мне пора было выходить, женщины ехали дальше.
Всю дорогу до дома я переваривала услышанное. Ведь это бред, такого не может быть. Однако я действительно видела чашу во сне и сквозь нее увидела Надю у бабки Клавы.
«Да это просто совпадение и только», – отвечало мне второе «я», которое не верило во весь этот бред.
В половине четвертого я была уже дома. Камень в виде чаши, закатившийся утром под кровать, я не увидела. Выдохнула из себя весь воздух, и у меня поднялось настроение. Правильно мама учила – «куда ночь, туда и сон». Вот и случилось – все, что я не хотела больше помнить, исчезло. Я от радости завалилась на огромный диван и запела:
– Я видела сон, и прошу об одном:
Чтобы он не оказался вещим.
Да, я все понимаю. Сердцем верю.
Но в душе началась война.
Тьфу нафиг, к черту эту войну. Завтра зачет, а я сегодня еще ни разу книгу не открыла. Но сначала надо поесть, – сама себе приказала я и пошла в кухню.
До вечера я зубрила все, что мне показалось важным, и уже к девяти часам вечера, уставшая, сидела на диване полусонная. Если честно, ждала девять часов, совсем забыв о том, что Никита сейчас не в Москве, и в девять он не позвонит, потому что у него сейчас там, на Дальнем Востоке, просыпаться начинает только солнце, но не люди. Приготовив вещи на утро, я пошла в ванную. Вот что-что, а это больше всего мне нравилось из городской жизни. Набрав полную ванну чуть теплой воды, я нежилась в ней, скрываясь от жары. Май совсем забыл, что он весенний месяц, и днем стояла невыносимая жара, и только ночью веяло прохладой. Лина мне показала, как включать кондиционер, но мне не нравился его неестественный холод, поэтому я им не пользовалась.
