Дериват - страница 9

– На самом деле, очень странное ощущение, когда я думаю о ней, – задумался Крео, прислонившись к стойке близ акробата. – Я не помню ее среди литературы в моем облаке, не говоря уже о бумажных носителях. Как будто рассказ явился ко мне во сне.

– Как выделенный контакт с родственником в анабиозе, – еще раз качнулся на перекладине оживленный кабриоль и спрыгнул. – Словно сквозь мягко небесную пелену необъяснимых чар.

– Словно сквозь мягко небесную пелену необъяснимых чар, Кюс.

– Единственное, что я не люблю, и ты это как один из самых близких друзей непременно знаешь, – юноша презрительно посмотрел на трубу, с осуждающим приговором цыкнув на собственное обезьянничество, как будто бы, по его мнению, только полоумный станет размахивать ногами среди дорогого оборудования, – так этого нелепого Кюса.

– Прости, Кью. Ты с тренировки?

– Стал бы я тогда, как весенний кот перед полем кошек, вытворять пируэты на этой арматуре? Скажи, а сколько секстиллионов операций в секунду Аполло запараллеливает? Вроде как он может дифференцировать функцию динамики приливного импульса падающей сингулярности с детерминацией всех площадей искривленных объектов, угодивших в новорожденную черную дыру… при условии, что масса звезды не меньше тридцати пяти солнечных, конечно же.

– Ты и сам это прекрасно знаешь. – От прежней горестной дрожи губ не осталось и следа: Крео не смог воспрепятствовать улыбчивому восторгу, заполонившему его лицо.

– Да-да, около двухсот.

Крео дал своему наставническому удовольствию завершающий вздох и вновь обратился к настенной панели:

– Отец заходил, рассказывал о твоем академическом упрямстве. Говорит, что тебе надоели лабораторные симуляции НИОКРов. Сказал, что ты настроен категорично против получения второго профессионально научного. Это так?

– Да будет им всем. – Выпустив воздух негодования, будто рыба-шар, Кюс зашагал в сторону стеклянных ставней выхода. – Что они там эти университетские шишки считают за профессиональное, ну? Два месяца к ряду провели шесть виртуально-разведочных и пять виртуально-монтажных вылазок в фотосферу солнца с заданием взорвать нейтронный излучатель для того, чтобы светило не затухло. Ну что за чушь? Мало того, что мы занимаемся вещами настоль неактуальными даже для поколения через миллиард лет, так еще и университетский нейроинтерфейс был настолько неотзывчив, что секс с одногруппницей в спроецированном шаттле ощущался реслингом в прорезиненных костюмах.

– Голова просто светится от тех знаний, которые в ней заложены, а тебе вдруг все надоело, – с пониманием констатировал Спри. – Отец все интересовался, как у вас складываются отношения с Бэккой, а ты – кремень кремнем, игнорируешь его.

– Ух, Крео, все эти девчонки жутко утомляют, когда твои фибры любовной предрасположенности перенасытятся женским вниманием. Тогда искрящийся страстью триумф романтизма перевоплощается в занозу, саднящую чувство личностной свободы. – Зазнавшийся Казанова закрыл глаза, вытянул руки в сторону и, слегка переставляя ноги, стал кружиться по залу. – Знаешь, я прям чувствую, как неразличимые человеческим глазом крупинки пыли оседают на ладонях, словно я – свидетель последнего проявления в цифровом властвовании природного естества. Стою под дождем из капель памяти о людях, памяти о том, что они когда-то были от той самой живой природы.

Мысль о регулировки системы кондиционирования, которую Крео Спри планировал уже как дней десять назад отремонтировать, была стиснута с периферии заботы заявлением отважного атлета о сожалении по утрате людьми своей человечности. Но чем же была человечность для самого Крео? В каком сгустке правил, общепринятых идей, социальных привычек заключалась универсальная для человека умозрительность считать себя живым?