– Да ещё и наряды не в очередь, – поддержал приятеля Барашин. – Чижало-о… Тут, брат – держись! Потому – дисциплина!
В начале ноября началась подготовка к полковому празднику, который выпадал на 23 ноября – день Александра Невского.
С утра полк шёл в Михайловский манеж, где проводилась репетиция парада. Занимались до обеда.
Ближе к полковому дню стали ходить в манеж и после обеда.
Прибывшее пополнение не брали, чтоб не портили строй. Их обучали отдельно.
В манеже было холодно и неуютно.
– Конюшней несёт и сырыми опилками, – недовольно ворчал Буданов.
– Любимый запах моего брата, – отчего-то развеселился Аким. – Ещё бы навозцу пару-тройку телег, да чтоб эскадронные лошади помочились, вот тогда бы полностью всё соответствовало кавалерийскому амбре.
– Рубанов, у вас что за праздник? Отчего такие восторги? Репетить пора. Стройте батальон, а я со стороны за равнением понаблюдаю. Сейчас отработаем прохождение развёрнутыми ротами и взводными колоннами. Наша задача добиться широкого и мощного шага.
Через два часа Ряснянский надумал отрабатывать одновременный выход командиров рот на середину перед строем.
– Буданов! – возмущался он, – вы не по центру стоите. Совсем глазомер растеряли.
– Зато у него, господин полковник, усы начали расти, – внёс струю юмора в мокрые от пота головы, Рубанов.
– Аким Максимович, – не воспринял шутку Ряснянский. – Подчиненная вам Царёва рота гренадёрки по команде «шапки долой», снимает – кто в лес, кто по дрова. А вы в упоение от непонятной мне причины вошли. У второй роты гренадёрки сдёргивать поучитесь, – поддел штабс-капитана и особенно фельдфебеля с дарёными часами.
«Это оттого, что у них кот учёный имеется», – вздохнул Пал Палыч.
– Пока другие роты отдыхают, Первая занимается одновременным снятием гренадёрок, – всё не мог отойти от командирского ража Ряснянский.
За три дня до праздника прибыл постоянный участник парадного ужина, «анахронизм», как называл его Евгений Феликсович, старик Вормс, начавший службу ещё в 1854 году, когда, вслед за Турцией, Англия и Франция объявили войну России, вошедшую в историю как Крымская, или Восточная.
В отставку старичок вышел в несуществующем сейчас чине майора при императоре Александре Втором, захватив и Турецкую кампанию 1877-1878 годов. «Анахронизм» любил щеголять в форме того времени, особенно гордясь кепи и полусаблей.
Ряснянский же был фанатик гренадёрки, о чём, как следует выпив на ежегодном праздничном обеде, бесконечно спорил с папашей Вормсом, крича: «Если бы носил гренадёрку а не кепку, я считал бы тебя реликвией, а не анахронизмом».
Между тем старичка он любил, и каждый год волновался – приедет ли дедушка на этот раз отмечать полковой праздник.
В этом году майор расстарался и привёз с собой старика-фельдфебеля.
– Пашка, ёш твою кош, – зашамкал ветеран, столкнувшись в казарме с Пал Палычем. – Шмель ты ишпаншкий, ошвобождай мою фатеру, – кивнул на каморку, – а шам в кажарме пошпишь. Фельдфешей штал, щучий потрах, а ведь шовшем недавно коровам хвошты крутил… Как штоишь… Ноги шоштавь, – лил и лил бальзам на истомившиеся сердца Махлая и Барашина. – И патрет мой в тенётах вешит… Ну, Пашка, ёш твою кош, пойдёшь ночью шартир чиштить, – пригрозил красному от разыгравшихся нервов фельдфебелю.
Утром 23 ноября старичок досконально проверил чистоту полов в казарме.
– Чиштые. Печи тоже чиштые. Молодец Пашуля. Глядишь, толк иш тебя и выйдет, – похвалил Пал Палыча, расплывшегося в блаженной улыбке.
