Кутил там славно.
В кафешантане вечно
Сидел беспечно.
Матчиш прелестный танец,
Живой и жгучий,
Привёз его испанец,
Брюнет могучий.
– Виктор, вот прекрасная полковая песня для 145 пехотного полка, – посоветовал приятелю Аким.
Но тот не услышал пожелание товарища, угощая «Тулиз Финасвером» свою ненаглядную.
Тем временем мужчину на сцене сменила дама «в полуголом платье» – с недавнего времени это определение вошло в гвардейский обиход, и, эротично виляя бёдрами, пропела шансон:
Я – красотка полусвета,
Бар «Донон» – вот мой дом.
Постоянно я согрета
Пляской, страстью и вином.
– Эту песенку Дубасов специально заказал перед первой брачной ночью, – зашептал жене Аким.
– Как тебе не стыдно, о, вульгарный супруг мой, – не очень-то рассердилась Ольга.
– Не будьте такой чопорной, мадам, – с удовольствием, не забывая пить за счастье молодых, аплодировал французским каскадным танцам под румынский оркестр.
Следом гости ресторана «Донон» увидели один из вошедших в моду «фарсов».
На этот раз сыграли короткую комическую пьесу, закончившуюся искромётным канканом, в исполнении дам в полупрозрачных одеяниях.
Под занавес вышла стройная танцовщица в обтягивающем трико и продемонстрировала живые картины: «Жертва», «Пробуждение Галатеи» и «У моря».
Когда разъезжались, Аким преподнёс молодым сборник эссе Луначарского «Нагота на сцене».
– Автор провозглашает: «Борьба за наготу – есть борьба за красоту, здоровье и свободу», – поцеловал в щёку новобрачную.
– Во! – показал ему кулак молодожён, подумав, что приятель намекает на купание нимф в Дудергофском озере.
* * *
В первых числах апреля, в кабинете Рубанова раздался телефонный звонок, отвлекший его от необычайно сложной дилеммы: выпить перед обедом рюмочку коньяка «Шустов и сыновья» или плеснуть в бокал из «готического» графина рябиновки, произведённой на заводе господина Смирнова.
– Аз есьм! – взял трубку и услышал голос дворцового телефониста:
– Вас вызывают из апартаментов Его императорского величества. Завтра в полдень просят прибыть а Александровский дворец Царского Села.
«Видно, фотограф Янгельский, работая на износ, сумел отпечатать карточки», – гениально разобрался с дилеммой, решив, что не станет обижать ни Шустова с детишками, ни заводчика Смирнова.
После обеда прибывший фельдъегерь продублировал звонок, протянув Рубанову конверт с запиской от самого барона Фредерикса.
Максим Акимович проснулся в прекрасном расположении духа. Нащупав ногами туфли, накинул халат и, стараясь не шаркать ногами, пошёл в ванную.
Лакей Аполлон, морально воспрянувший духом после отъезда в Рубановку Антипа, приготовил горячую воду, правленую бритву и полотенце.
Приняв ванну, Рубанов вылез и, пригладив шевелюру, бородку и усы, обтёрся подогретым полотенцем.
Профессионально побрив барина, Аполлон попрыскал на его лицо французским одеколоном, и, заслужив благодарность, довольный жизнью и профессией, поспешил накрывать лёгкий завтрак.
Домочадцы ещё нежились в постелях.
Облачившись с помощью Аполлона в парадный мундир, Максим Акимович поинтересовался погодой на улице.
– Чрезвычайно прохладно и ветрено, ваше высокопревосходительство. Будто и не апрель, – с удовольствием, словно свою игрушку, оглядел барина.
– Тогда подай лёгкую шинель, – чуть поразмышляв, произнёс Рубанув: «До вокзала Архип Александрович доставит, а затем на поезде, – мысленно разрабатывал план поездки. – А в Царском Селе на станцию дворцовую карету пришлют».
