– Вот сейчас всё понятно стало, – шепнул супруге Рубанов. – А то вчера Иоанникиевич бубнил с набитым ртом, читая текст Манифеста, так я ничего и не разобрал, – прислушался к голосу митрополита: «…Благородное дворянство российское кровью своею запечатлело преданность Родине… – Ага! Каждого второго на Сахалин отправить следует, – прокомментировал услышанное: – В сиянии Славы и величия выступает образ русского воина, защитника веры, престола и отечества. Благоговейная память о подвигах почивших, да послужит заветом для поколений грядущих», – вот это сильно сказано, – перекрестился Максим Акимович.
После возглашения протодиаконом многолетия их императорским величествам, начался торжественный трезвон всех церквей Петербурга и артиллерийский салют.
– В три часа пополудни в Николаевском зале Зимнего дворца начнётся принесение поздравлений придворными чинами, министрами, генералитетом и прочими, и прочими сановниками.
– Вольные стрелки, то бишь, отставные генералы, к «прочим» отношения не имеют, по моему разумению, – усаживалась в сани Ирина Аркадьевна.
– Мне завтра поздравлять, – нахмурился её супруг.
В Зимнем дворце, совершенно случайно, Рубанов столкнулся с министром Двора Фредериксом.
– Владимир Борисович, наслышаны, наслышаны… Приношу свои поздравления с возведением вас в графское достоинство, – от души пожал руку вновь испечённому графу.
– Пройдёмте в мой кабинет, Максим Акимович, время ещё позволяет, – взял под локоток отставного генерала. – У меня имеется для вас сюрприз, – проводив в кабинет, усадил Рубанова в кресло, а сам, раскрыв шкатулку, вынул красного бархата коробочку. – Восемнадцатого февраля утверждён «Наследственный нагрудный знак для лиц, приносившим их императорским величествам личные верноподданнические поздравления по случаю трёхсотлетия царствования дома Романовых в дни юбилейных торжеств». Вы первый получаете сей памятный знак, – протянул его поднявшемуся из кресла гостю. – Оксидированный ажурный герб дома Романовых, увенчанный императорской короной и окружённый вызолоченным лавровым венком.
– Благодарю его величество и лично вас, Владимир Борисович, – расчувствовался Рубанов.
– Носите на здоровье, – улыбнулся Фредерикс. – На правой стороне груди, ниже звёзд, но выше других дарованных знаков. Разрешается выгравировать на оборотной стороне имя, отчество и фамилию. Согласно статуту, право на ношение знака переходит потом к старшим сыновьям. Так его величество решил. Это, конечно, не украшенный бриллиантами царский портрет, что в знак особого расположения и в память нынешних знаменательных событий, жаловал эмиру Бухарскому Сеид-Алим-хану наш самодержец.
– И чего я не восточный хан, а простой русский генерал, – пошутил Рубанов.
– Да-а, ханом быть неплохо, – поддержал Максима Акимовича Фредерикс. – Восемнадцатого февраля император пожаловал хану Хивинскому Сеид-Асфендиару Богадуру титул «высочества». Звучит много приятнее графского «сиятельства». Пора идти на приём, ваше высокопревосходительство, – напомнил товарищу министр. – Да, чуть не забыл, – вновь раскрыл шкатулку. – Примите три пригласительных билета на грандиознейший бал, что даёт санкт-петербургское дворянство в своём Собрании на Михайловской улице.
– Благодарю, Владимир Борисович. Мне уже, как дворянину, вручили два пригласительных… Теперь впятером пойдём, – улыбнулся Фредериксу.
Дома стал размышлять: «Кого же взять на охоту, тьфу, на бал – пятым номером?»
