Весть о чуде воскрешения Дешана разнеслась по всей Симбирской губернии. Поглядеть на Василия Павловича приезжали из соседних сёл. Особенно домогались его представители различных религиозных сект, которые видели в нём какое-то провидение Божье и хотели вовлечь Дешана в свои богоискательские дела.
Степаниха, грязная старуха-самогонщица, рассказывала всем, как к ней ночью пришел Семен Хмурый, а с ним Дешан грязный да рваный.
– Я с перепугу-то как закричу, а Дешка как по столу кулаком трахнет: «Давай, – говорит, – Степаниха, самогонки, а не то разнесу твою хату в клочья!»
– Ну и чо, дала?
– Дала. А как ему, ироду, из могилы вылезшему, не дашь? Они штоф вылакали да с собой еще две бутылки взяли.
Вокруг дома Василия Павловича несколько дней кряду собиралась огромная толпа. На крыльцо иногда выходила сияющая Пелагея. Нет-нет, да кто-нибудь её завсегда спрашивал:
– Правда, что ль, что живой?
Та счастливо улыбалась и всем показывала огромный синяк под глазом и разбитую губу.
– Уж больно лютовал, что живого его схоронила, – объясняла она.
– А сам-то где?
– Три дня с Сенькой Хмурым водку пил, а теперь который день кряду Библию читает. Ангела, говорит, видел…
На седьмой день после «воскрешения» в избу вошел невысокий мужичок с жидкой бородёнкой и жёлтыми плутоватыми глазами. Он перекрестился на образа и молча сел на лавку.
Василий Павлович отложил в сторону Библию и внимательно поглядел на гостя.
– Отец Федор я, – представился мужичок, – из Ставропольского уезда Самарской губернии… Наслышан о чуде чудесном. Хочу, Василий Палыч, Вас к себе в село пригласить.
– А по какой такой надобности?
– Чтоб про ангела, который путь с того света показал, всем рассказали.
Дешан задумался, отложил в сторону Библию и сказал:
– Ладно. Подумаю. А пока, Божий человек, располагайся в половине для приезжих. А я пойду на улицу.
Толпа перед домом отпрянула, когда на крыльцо вышел Василий Павлович: «Гляди! И правда, живой!»
Но никакое чудо не может отменить ярмарочного дня. Вскоре базарную площадь заполнили сотни людей. Шум поднялся такой, что его было слышно в соседних деревеньках, в Козловке и Лебедевке. Каждый нахваливал свой товар. Тут продавали поджарых рысаков, гремели баранки и хомуты, кудахтанье кур заглушал поросячий визг. От солений и сладостей ломились прилавки. Для тех, кто побогаче, висели разноцветные ковры. Кузнецы бряцали серпами и подковами, топорами и лемехами. Крик, ругань, хохот – всё смешалось. Птичий базар, да и только. Иногда между торговцами возникали потасовки. Сельским пацанам эти заварухи были на руку, чтобы незаметно стянуть пряники или леденцы.
Некоторых мальчишек опытные торговцы нанимали за копейку и сладости, чтобы те ходили по ярмарке и, показывая образцы товара, заманивали покупателей.
Не все торговцы имели собственную лавку в рядах. Было много торговых людей, занимавшихся ручной торговлей вразнос. С лотков они продавали баранки, дичь, фрукты, даже ананасы. Пользовались спросом бумага, карандаши, иголки, булавки всякие, пуговицы, папиросы и табак.
Торговали красиво, с прибаутками, обязательно торговались. Как правило, покупатель приветствовал торговца словами «Бог за товаром!», а тот отвечал: «Дай Бог в честь да в радость!»
Народ при больших деньгах во второй половине дня шёл в питейные лавочки, окружавшие ярмарку. Здесь они обсуждали последние новости, заключали сделки.
