Дешан - страница 7

– Кавалеры, – заглянула к ним одна из девиц, – не угостите даму папироской?

Атлет протянул ей пачку, но его напарник вдруг зло ощерился:

– Пошла отсюда, прошмантовка!

– Не грубите даме, хам, – сказала девица, но тут же выскочила за шторку.

– Ты чего это, Алексей? – удивился его собеседник.

– Чего-чего! Щас прицепилась бы, а нам поговорить с тобой надо. Ладно, Гурьян, не бери в голову. Давай лучше выпьем за нашу удачу.

Гурьян молча смотрел, как его товарищ разливает по стаканам. Потом неожиданно спросил:

– Алексей, а зачем ты вчера купчихе палец-то отрезал?

Алексей как-то удивленно, с некоторой долей изумления, поглядел на приятеля.

– Так перстень ж с пальца не слазил.

– Ну, оставил бы его.

– А на какие шишы мы всю зиму будем на юге жить, если золото на пальцах у каждого оставлять? Там нас знают как картёжников, разорившихся золотоискателей с Алдана. Там нам рисковать нельзя. А здесь, в Самаре, приезжих больше, чем местных жителей, да и бардак тут такой, что делай что хочешь…

Немного помолчал, потом довольно добавил, показывая перстень:

– Погляди, какая красота! А что за камень, не знаешь?

Его товарищ внимательно посмотрел, потом уверенно сказал:

– Этот камень называется гранатом. Дорогой камень.

– Откуда знаешь?

– Я еще пацаном подрабатывал в ювелирной лавке. Многие драгоценности хорошо изучил.

– Гранат, говоришь. А знаешь, – Алексей засмеялся, – я когда купчихе палец отрезал, она ещё живая была.

Гурьян с некоторым страхом посмотрел на своего товарища. Он и сам был ещё тот душегуб. В пятнадцать лет задушил отчима и убежал из дома. Потом прибился к шайке, которая грабила купцов. Жертвы порой приходилось пытать, чтобы сказали, где лежат спрятанные деньги и золотишко (отчего-то большинство купцов не доверяло банкам, всё хранили дома в тайниках), иногда брал грех на душу – убивал. Но, как он считал, по необходимости. А вот так, как это делал Алексей Жмыга (в паспорте у того значилась эта фамилия), с садисткой радостью и удовольствием на лице, Гурьян Кузин себе не позволял. Да и не получал он от убийств особой радости, тем более что в последнее время ему начали сниться кошмары.

Со Жмыгой он познакомился год назад в одесском порту, где от безденежья разгружал английский корабль, прибывший из Марокко с апельсинами и прочими заморскими фруктами. Алексей сидел на причале и с ехидной улыбкой смотрел на Гурьяна.

– Чо глядишь? – зло спросил тот.

Жмыга засмеялся.

– Да с твоей мордой надо банки грабить, а ты тут апельсины таскаешь, – сказал он. – Бросай это глупое дело и пошли со мной.

Как Алексей его высчитал среди десятков докеров, Гурьян до сих пор не мог понять. Но той же ночью они вломились в дом к одному еврею-ювелиру. Тот божился, что он самый бедный человек на свете. Но после того, как Жмыга отрезал ему ухо, отдал всё, что было в доме. Через месяц все деньги проиграли в карты в Ялте и подались в Ростов. Там, во время грабежей убили троих (убивал в основном Алексей) и зиму скрывались в Оренбурге. А в этом году объехали почти все города Поволжья, но больше всего им понравилось в Самаре – пьяные купцы с тугими бумажниками (особенно сошедшие с транзитных пароходов), увешанные золотыми часами с цепочками, так и просились, чтобы их ограбили.

Но Гурьян так и не мог понять желания Алексея убивать без повода. Правда, тот однажды сказал, что он не убивает, а приносит жертву. Но сказано это было как-то между прочим. И Кузин ничего не понял. А если бы понял, то тут же от Жмыги убежал. Сам он хоть и душегуб, но в Бога верил, и часто по ночам вымаливал у него прощенье.