Кто же знал, что, вплетаясь в новую для себя жизнь и обретая друзей и понимание русского языка и культуры, он одновременно теряет что-то важное в себе. Нечто, ускользнувшее от него так незаметно, что его отсутствие Ари заметил, лишь став старше. Встретившись со своими однокурсниками на новой для него американской земле, он не мог понять, что ответить на стандартный вопрос «откуда ты?». Откуда он? Из Ирака, где не был ни он, ни множество поколений его предков? Из Ирана, где его род жил от силы лет пятьдесят? Может, из Турции, где его предки задержались на два столетия? Из Грузии, Армении или России?
В какой-то момент Ари даже поймал себя на мысли, что ему как будто стыдно отвечать на этот вопрос. Говоря «езид», он не мог толком объяснить, что это значит, где его страна, почему ее нет. В какой-то момент подобные вопросы стали его раздражать, и он решил говорить, что он грузин. Понятная схема для многих американцев: раз родился в Грузии – значит, грузин. Так Ари научился молниеносно отвечать на вопросы тех, кто, заслышав легкий акцент, начинал интересоваться его биографией, и одновременно выпустил из рук какую-то важную нить.
– Почти приехали. – Дядя Мсто всучил Ари огромный персик. – Перекуси пока.
– Посмотрите направо, – сказал водитель. – Ну разве это не самые красивые горы на свете, Ари? У вас в Америке, небось, ничего такого нет.
– Там и правда нет таких гор. – Ари не хотелось вступать в долгие рассуждения и рассказывать о том, что Америка разная. Там есть и горы, и океан, и леса. Проще было соглашаться со всем, что говорят.
– Как давно ты вообще в Америке?
– Пять лет.
– Ари у нас головастый. – Дядя Мсто раскинул руки в стороны, демонстрируя, насколько большая у Ари голова. – Весь в своего отца, тот тоже был отличником. Даже серебряную медаль в школе почти получил, да не хотел заморачиваться и исправлять оценку по химии. Ари у нас учится в университете, скоро он будет американским профессором.
– Я только начал диссертацию. – Ари смутился от похвалы. – Если повезет, через три года только закончу, а до профессора мне очень далеко.
– Все будет, Ари-джан, все будет. Я в тебе не сомневаюсь. Такой умный парень, как ты, обязательно добьется успеха.
– У меня вот тоже есть родственник в Америке. – Водитель прямо на ходу полез в карман за смартфоном, чтобы показать фотографию лысеющего мужчины и его семьи на фоне входа в парк аттракционов. – Живет в Глендейле, там вообще полно наших. Говорят, даже на улицах вывески на армянском есть. Уехал он туда еще в девяностые, когда не уезжал только ленивый. Сначала, конечно, трудно ему пришлось, но сейчас уже потихоньку дела выправились. Дочку замуж недавно выдал, сын в университете учится, юристом будет.
– Почему вы не уехали с ним?
– Так не звал он меня с собой. – Хриплый прокуренный смех водителя напомнил Ари раскаты грома, которых он безумно боялся в детстве. – А вообще я никогда уезжать отсюда не собирался. Куда я уеду? Это же моя родина. На кого мне ее оставлять? Нет, я принадлежу этому месту, тут похоронены мои родители, живут люди, похожие на меня. Мне нигде не будет так хорошо, как здесь, какие бы золотые горы ни были на чужбине. Вот мой сын – другое дело. Постоянно рвется куда-то уехать, да только у нас так сложно получить визу в Европу или Америку.
– Он может попробовать перебраться в Россию, может, ему даже не понравится жить где-то далеко.
