Помолвка собрала около сотни гостей: Ава желала видеть на ней только самых близких. Жених, смущенный от чрезмерного внимания, стоял с совершенно красным лицом. Мысли его уносились прочь от дома невесты, полного родственников. Будь его воля, он пришел бы за Несрин один. Толпа казалась ему вынужденной мерой, которую приходится терпеть ради соблюдения обычаев. Нельзя опозорить бабушку Аву.
Невеста ждала в другой комнате, вокруг нее вились местные кумушки. Каждая пыталась дать наставления, касаясь то рук девушки, то ее плеч, покрытых зеленым платьем, расшитым золотистыми нитками.
– Не смотри жениху в глаза, помни о смирении. Смотри в пол.
– Не улыбайся. Невеста не должна быть радостной. Выказывать веселье неуместно.
– Будь скромной. Не разговаривай с гостями и не присаживайся, даже если тебя будут просить об этом снова и снова.
Езидская невеста всегда думает о мнении общества. Громкий смех – признак бесстыдства. Несрин не припоминала, чтобы хоть раз в жизни видела невесту с улыбкой на лице. Это означало бы, что девушка без намуса[8]. И во время помолвки, и во время свадьбы невесте полагалось смотреть вниз. Пиршество вокруг проходило в ее присутствии, но она как будто была лишь безмолвным телом, чей дух парил где-то вдалеке. Иногда невесты плакали в ответ на причитания и завывания своих матерей. Переживания о том, что скоро придется покинуть отчий дом и войти в новую семью, постыдными не считались.
Несрин решила, что будет смотреть на мысок своей правой туфли. Это поможет ей не отвлекаться на гул вокруг и не поднять случайно голову. Погруженная в собственные мысли, она едва слышала то, что говорят ей родственницы. Их слова слились в единый поток вместе со звоном монет, украшавших их платья и лбы. Каждая женщина из общины приходила на праздники в лучших нарядах, навесив на себя как можно больше золота. Если золота было мало, могли пойти слухи о том, что дела у мужей настолько плохи, что они продают монеты своих жен.
Не менее важно было прихорошить и дочерей перед выходом в свет. Никогда не знаешь, где ее заметит потенциальный жених или его мать.
– В доме Авы-ханум соберется вся ее родня. Это наша возможность показать тебя ее невесткам, вдруг сгодишься для одного из ее правнуков. – Подобные речи велись не в одном доме.
Пока женщины сидели в отдельном помещении, стараясь как можно больше хвалить своих дочерей перед теми, кто имел неженатых сыновей, мужчины в соседней комнате обсуждали новые бесчинства в армянских кварталах.
– Говорю тебе, они этого так не оставят. Это не просто какая-то уличная драка, они назвали армян предателями. Мы пока не видим этого, но что-то затевается.
– Нашли место, где обсуждать ерунду всякую. Что бы там между собой они ни делили, нас это не коснется.
– Столько раз нас мусульмане преследовали, мы столько скитались, а именно сейчас ты думаешь, что беда обойдет нас стороной?
– Мы живем здесь уже не один десяток лет. Здесь родились мой дед и отец, это теперь и наша земля тоже.
– Да только они так не считают.
Споры затихли лишь при появлении одной из женщин семейства Бяли. Та, звеня монетами, под весом которых ей явно было тяжело двигаться, стала подавать знаки, мол, пора. Жениху предстояло показаться невесте.
Вместе с матерью Джангир предстал перед бледной Несрин. Она то сжимала, то разжимала руки в кулаки, впиваясь короткими ногтями в ладони. Джангиру, сразу же заметившему ее волнение, хотелось подойти к ней, взять ее ладони в свои и успокоить, пообещав ей счастливую жизнь вместе с ним.
