Гром снова снял только что надетый пояс, тоже его между прочем, вышитый, как и ножны на нём, в которые вдет длинный нож с красивой узорной рукоятью.
– Вот – положил рядом с Лешиней, которая опустившись на колено смазывала царапины на ногах всё ещё всхлипывающего Птахи. Тот сразу перестал и с надеждой уставился на мать.
– Не мало ль, за невесту-то?! – ведьма поднялась, даже не взглянула на оплату.
– Нет у меня больше ничего.
– А земля? – подойдя к корыту со старой рваной одёжкой Птахи, принялась за стирку – Земля рода Весеннего неба? – помакав, заодно и руки помыв, выплеснула и налила свежей воды – Хочу жить там, а пока тебя не будет, то и быть управительницей.
– Одна? Нет там никого более – растерялся такому желанию Гром – другие селения далеко, ты ж не пахать, не охотиться не можешь, чем жить будешь? – счёл нужным предупредить – Зачем в проклятое место селиться?
– Не такая уж я и никчёмная как тебе представляется. Чужие мы с Птахом тут, вроде как из жалости на чужой земле живём. А на своей земле кто его обидеть посмеет? А за еду да тепло не беспокойся, меня теперь пол Залеса знает, кому надо сами за снадобьями да советом придут. Да и чадо вишь какое растёт самостоятельное, вскоре сможет и поохотиться и дров нарубить, с голоду не помрём. А что место проклято, так где ведьме и жить ещё?! И тебе тоже хорошо, какой-никакой, а присмотр, решай! – убедительно так объяснила всё – Про суженую я тебе всё честь по чести расскажу, всё что духи мне открыли. Оберег даже сделаю для надёжности, заговорённый, так что сразу узнаешь, как увидишь, не пропустишь и не ошибёшься…
– Ладно – кивнул Гром подумав, и произнёс как можно торжественней – живи на землях рода Весеннего неба как на своих и будь заместо хозяйки, пока не возродится он!
– Погодь – обрадовалась Лешиня – оберег создам – и суетливо скрылась в землянке своей.
Гром же подобрал свой пояс из-под завистливого взгляда Птахи.
– Не по тебе вещица – сказал с превосходством, обвязывая. Тот рожу скривил, да и брякнул в ответ:
– И не по тебе, у Громки дурака вся сила в уде! – ещё язык показал.
– Лучше в уде, чем у Птахи на лице! – нашёлся Гром и смачно шлёпнул ладонью задиру по лбу.
– Ах ты… – Птаха вскочил, намереваясь по своему обычаю кинуться в драку на более старшего, но остановился, удерживая перед собой раскрытую книгу и почему-то не решаясь её отложить на пень.
– Птах! – послышалось из землянки – Ну-ка иди сюда!
Тот гневно посмотрел на Грома и так и пошёл, прижимая тяжёлую книгу к животу и бёдрам, при этом неловко двигая худыми ягодицами. Перед норой ещё оглянулся, словно Гром как-то нечестно поступил. Но Гром никакой вины не чувствовал, даже наоборот воодушевление какое-то, всё получилось, ведьма путь укажет, ещё и унижение этого рыжего негодника увидел – «К тому ж малец сам нарвался, неча на старших дули наставлять!»
– Ну, слушай молодец – горбунья наконец выбралась, держа в руках шнурок с небольшим совсем, плотно зашитым, кожаным кармашком – пригнись! – и повязывая оберег на шею, коротко, так что и не снять, молвила скороговоркой, будто причитая – Чёрный конь дорогу укажет. Ты ему не мешай, повезёт он сквозь земли, чужие да незнакомые, дальние и близкие, в конце ж пути увидишь сияние во тьме, чистое будто молния, то и есть твоя суженная! Встань на колени тогда да проси! – и толкнула к лесу – ступай.
– А коня где ж достать? – неуверенно отходя вопросил Гром.
