– Всё само будет, главное не противься – замахала на него руками ведьма, будто муху надоедливую прогоняя. Только когда он уже почти скрылся за деревьями, крикнула вослед – А, самое главное-то забыла! Коль никого не найдёшь, снова к Лешине придёшь, её женой назовёшь! Ха-Ха-Ха…
А затемно вернулся Храбор, так спешил, что чуть лошадь не загнал всего за два дня вместо трёх домчав от заставы. Так хотел вернутся поскорее, что может и выехал до света, или уж совсем не передохнул там – «Хоть это уж вряд ли, и лошади попить поесть надо, и так, туда-сюда, языками почесать, про новости разные рассказать старикам, которые там одиноко служат» – однако всё одно без толку, упаханная за день Заря дрыхла без задних ног и разбудить её не было никакой возможности. Да и сам Храбор, поев и коснувшись ложа, тут же свалился мертвецким сном. А с утра, не дав передохнуть, за-собирали в Залес к наместнику, и его и Грома.
Впрочем, собирать особо и нечего, пояс с ножом да оберег, больше ничего своего у Грома не было. У Храбора не лучше, ничего они тут не накопили, кроме знаний и умений простых людей, да уважения и почёта к духам, как им и велела когда-то Государыня. Выдали только одёжку новую, плащи, шапки да сапоги, не в лаптях же княжичам разъезжать? Пирогов ещё в дорогу.
Теперь Гром стоял на крыльце, смотрел как проверяют да улаживают своих лошадей да справу дружинные, коих придали им в провожатые до Залеса, как вождь Коряга прощается, да последние наказы сотнику Боровику даёт:
– Всё ж не передумал? А то с рук на руки наместнику Серому Бобру сдашь да вертайся назад…
– Не – мотал головой тот в ответ – что мне тут делать? Ни боёв, ни ратей никаких нет, и так уж Тухлым Грибом за безделье прозвали. Да и бобыль я, ничего не держит. Хоть уж не молод, да пока ещё и не стар, дозволь Салавии послужить…
На плачущую Зарю, что прижалась к Храбору и никак отпустить не может. Она тоже просилась с ними, да вождь жёстко сказал: «Государыня не звала тебя, а без приказа отпустить никак не могу».
– Дождись только меня там – шептала она – дождись – и в ладонь его клок золотистых волос сунула.
Вот наконец Храбор отодвинул её, да и поцеловал прямо в припухшие губы.
– И ты помни меня!
И на шумную толпу людей рода Тёмной чащи Гром смотрел, что проводить пришли: коли отроков в Гордый Слав отправляют, к Государыне, то может свидится и не придётся уже никогда.
– Ай да молодец! – зашумели вокруг, да засмеялись:
– Дык давайте их прямо тут обженим?!
– Канешь, что у них там в столице за свадьбы, скука одна…
– До свиданья Громка – Заря и его чмокнула в уголок губ.
– Прощай сестрёнка – обнял и коснулся в ответ солоноватой щёки, не из-за него, конечно.
– Дорогу! Разойдись! – новые окрики. Из конюшни ещё коня вывели.
– В стороны, Черныша ведут!
– Это ж кому такого?!
Чёрный весь, от ушей до копыт словно сажа. Большой и сильный, мышцы под сияющей кожей так и переливаются. Молодой и резвый, на месте не стоит всё пританцовывает. И злой до невозможности, глазом нравным смотрит, зубы скалит, а хвост и грива густая, да бахрома возле копыт, словно пламя чёрное полыхают. За узду сама Радуга ведёт, да больше и не смог бы никто. Остановилась перед Громом:
– Вот, принимай подарок от меня! – потрепала Черныша по шее – Сама объезжала, сынок Вороного моего – Вороного все знали, хоть и старый уже конь, а нравный, только Радугу и признавал, и Черныш этот тоже в породу видно пошёл – чего стоишь, подходи ближе, погладь.
