Лера сунула листок обратно в портфель.
– Тогда я химичке так и скажу?
Буданова в ответ передернула плечом.
«Наверное, можно уже уходить», – подумала Лера. Но странное оцепенение пригвоздило ее к табурету, не давая возможности встать. Она обвела взглядом комнату и с жалостью посмотрела на Буданову.
– Слушай, как ты вообще можешь тут жить?
Буданова презрительно хмыкнула.
– Тебе-то от этого что?
Лера заерзала.
– Да так, ничего. Просто не понимаю, что ты тут делаешь.
Дебилка пожала плечами.
– За бабкой приглядываю.
– А это не может делать твоя мать?
– А мать только вечером приходит, приносит еду.
Лера опять помолчала.
– И ты ее не боишься?
– Кого? – удивилась Буданова. – Мать?
Лера испуганно замотала головой и кивнула в сторону старухи. Буданова и спокойно посмотрела на одноклассницу.
– Да что ты, она же почти умерла.
Лера почти перестала дышать. Добавила тихо:
– А что будет, если она совсем умрет?
Буданова помедлила и ответила с неохотой:
– Если умрет, дом станет нашим. – Она коротко обернулась на старуху. Потом добавила: – А если умрет и мать, он станет моим.
В этот момент в углу завозилась старуха и слабым голосом позвала какую-то Алекту. Буданова резко мотнула головой в угол комнаты.
– Опять бредит.
Лера, совсем растерявшись, стала рассматривать собственные руки. И увидела вдруг, что испачкала их чем-то бурым и липким, как смола.
Старуха заохала снова, стала звать, перебирая какие-то странные имена. Буданова огрызнулась в угол:
– Сейчас я, сейчас!
Но старуха упрямилась и звала. Буданова разозлилась.
– Вот погоди! Мать придет, она тебе покажет!
Старуха тяжело и протяжно кряхтела. Буданова перестала смеяться, посмотрела на Леру враждебно, как раньше в школе. И Лера увидела в ней прежнюю дебилку. Буданова заметила это, резко откинула голову назад и нехорошо, в голос рассмеялась.
– Шла бы ты отсюда!
Лера поднялась с табурета. Буданова тоже встала и стала напирать на Леру.
– Мать скоро из церкви вернется. Да и бабушка какать хочет. Она не может при чужих. Не понимаешь?
В это мгновение старуха пронзительно завопила. И Лера, справившись, наконец, с оцепенением, бросилась в прихожую, стала искать свою обувь, еле нашла, в спешке задвинула ноги в разбухшие от слякоти туфли и выбежала из дома, захлопнув за собой тяжелую ветхую дверь.
На воздухе ей стало легче. Собаки во дворе уже не было. Или она просто решила, что Лера больше не враг, и ушла в свою будку. Затворив за собой калитку, Лера пошла домой. Сердце еще отчаянно колотилось. Руки были все липкие. Она попыталась вытереть их о платье. Но только размазала грязь еще больше. Бросила оттирать и торопливо зашагала вдоль улицы, опасаясь, что столкнется с будановской матерью.
В конце концов она добралась до перекрестка. Завернула на улицу, которая была шире прежней, и неожиданно уткнулась в церковь. «Вот сюда, наверное, ходит побираться будановская мать», – подумала Лера. Но сейчас церковь была заперта. Возле нее вообще не было никаких людей. Даже казалось, что они здесь и не бывают – так безжизненно выглядел церковный двор. Лера обогнула церковь и пошла дальше. Тошнота не отпускала. Она чувствовала, будто что-то лишнее и чужое больно давит у нее в груди. Лера попыталась несколько раз глубоко вздохнуть, но боль стала только сильнее. «Все-таки они сумасшедшие, эти Будановы», – подумала она, машинально переставляя ноги и перепрыгивая через грязь. Где-то в голове Леры засмеялся Павлик. К нему стали присоединяться и другие голоса. Лера остановилась.
