Дети лихолетья (сборник) - страница 28

Запомнилась и сдача крови для раненых солдат и офицеров. Кровь сдавали охотно, понимали, чем быстрее поправятся бойцы нашей Красной Армии, тем скорее окончится война. Но дело в том, что сами-то мы были слишком слабыми, и случалось, что после сдачи крови кружилась голова…

Позняк Ольга – воспитанница пионерского лагеря «Ратомка», в 1941 г. ей было 10 лет:

– В июле сорок первого в Хвалынске было тихо и красиво, а нам, эвакуированным подросткам, было неспокойно и не до игр. Уж слишком одолевала тоска по родным и близким, оставшимся в родной Беларуси. Где они? Живы ли? Долго ли длиться этой ужасной войне.

По приезду в Хвалынск я с группой минчан оказалась в Третьем Черемшане («Черемшаны-3» – один из домов отдыха в Хвалынске. – В. П.). Помню, мы, девочки, скучились в кружок и плачем. Были почему-то убеждены, что больше никогда не вернемся в Минск. А зачем тогда жить? Но пришла воспитательница, погладила нас по головкам и долго-долго уговаривала не поддаваться унынию. Говорила: «Подождать надо, вот прогонят фашистов, и все вернемся в родные края. Но чтобы это произошло, надо помогать Красной Армии, фронту и, главное, хорошо учиться».

Через месяц нас из Черемшан перевели в детский дом. Почти до самого начала нового учебного года остро стоял вопрос: пойдем ли в школу, так как не было ни учебников, ни письменных принадлежностей, да и с одеждой – проблемы. Но 1 сентября 1941 г. свершилось чудо!.. В школу отправились строем, с сумками и полевыми цветами в руках…

Несмотря на лишения, мы старались во всем: в учебе, в труде на колхозных полях и в детдоме – особенно в изготовлении посылок для фронтовиков.

Я была в то время неработоспособной. Донимал позвоночник. И я старалась, чтобы никому не быть обузой. Училась только на отлично: расшивала для фронтовиков кисеты, вязала носки и рукавицы. Вышивкой я занималась и дома, а вот вязать научилась в детдоме.

На работы в колхоз меня не брали. А так хотелось!.. Возвращаясь с полей, ребята рассказывали много интересного: как видели живых зверят – лисицу, зайца, как заливали норку водой, выманивали наружу суслика. Но, главное, работая на колхозных полях, по-настоящему помогали фронту. Однажды, провожая ребят в колхоз, стояла и плакала. Тут меня обняла Клава Полякович и говорит: «Оля, не плачь, я за тебя и за себя поработаю».

Спустя неделю, вернувшись в детдом, Клава вновь обняла меня и сказала с какой-то особой улыбкой: «Поработала и за тебя, Олечка», показала ладони, а ладони – с множеством кровоподтеков и ссадин…

Проведенные в Хвалынске годы незабываемы. Во многом это связано с болезнью. Я и в Минске была больной, но эвакуация усугубила мое положение. Немалую часть времени, особенно в 1941 г., я провела то в детдомовском изоляторе, то в городской больнице. Донимал позвоночник. Отнялись ноги. Лечили меня не только врачи. Горожане приносили готовые для лечебных процедур настои лекарственных трав, которые я пила, а также делала примочки и натирания. Однажды почувствовала, что сильно болят пятки, – начали оживать ноги…

Вот так и вылечилась.

Спустя десятилетия я приезжала в Хвалынск на встречу сирот войны с каким-то особым непередаваемым волнением – ведь наряду с Минском и этот город – моя родина.

Соколова (ахрамович) Галина:

– В детдоме, несмотря на все тяготы, я была жизнерадостной, что ни делала, выполняла с хорошим настроением, из-за разных неприятностей не ныла. Училась, работала в интернате (детский дом был разбит на группы, которые назывались интернатами. –