Детство с нами навсегда - страница 12
Конечно, дедушка был эталоном мужчины. Сильный, бесстрашный, закалённый жизнью, проницательный, как рентген, – рядом с ним невозможно было сфальшивить. И при этом любящий до умопомрачения, надёжный, весёлый и лёгкий на подъём. До самого конца.
Мне выпало счастье близко знать его до десяти лет. Мы были настоящими друзьями и единомышленниками. Он очень одобрял моё плавание и любовь к литературе, а ещё недевчачью некапризность. Ему я обязана умением складно излагать: мы играли в «Эрудит» с трёх моих лет и сочиняли на ходу стихи (по очереди по строчке). Благодаря его образу я уже в детские годы твёрдо решила, что мужчина – это сила, ум и благородство (и до сих пор не разуверилась). От него унаследовала несколько простых и важных принципов: не изменять себе, дорожить любовью и дружбой, не иметь дело с подлецами и лицемерами, стараться быть полезной людям.
Помню, в День Победы мы всегда пели «Катюшу» под аккомпанемент его мандолины. Для маленькой меня это был очень торжественный момент, я просила повторить ещё и ещё, и дедушка, конечно, с радостью повторял, приговаривая в шутку: «Для хорошего человека чепухи не жалко!»
***
С. В. Гуськову было присвоено воинское звание капитана. Награждён орденом «Знак Почёта», медалями «За трудовую доблесть», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», «Участнику Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.» («ХХ лет Победы», «ХХХ лет Победы»), «50 лет Победы в Великой Отечественной войне» и др. Его помнит и чтит родная Коломна, выходят на связь с моей семьёй потомки героев его книг и очерков с благодарностью и поклоном за правду и открытое горячее сердце.
Про детство и юность
Что позволяло мне чувствовать себя самой счастливой на протяжении всех «нежных» лет жизни? Однозначно, любовь – обожали меня безгранично. И доверие, и поддержка в любом выбранном деле. А еще самостоятельность и ответственность, любимые друзья и любимый спорт – плавание. Обо всем понемногу…
Кого-то напоминает…
В детстве я была своенравной девчонкой. Переубедить меня, если я «так решила», было невозможно. Даже слова взрослых я просеивала сквозь мелкое сито собственного мироощущения и только тогда принимала решение: либо благосклонно соглашалась, либо категорично отрезала, так, что «пришить» обратно было уже нельзя.
Однажды, к примеру, мне вздумалось обзавестись чёлкой, как у Натальи Орейро. Однажды – это, как назло, накануне первого сентября первого класса. Я известила об этом маму, а она ответила, мол, да, доченька, в выходные что-нибудь придумаем. Я прикинула, что выходные – это примерно так же нескоро, как Новый год. Взяла из новенького пенала новенькие ножницы, взяла прядь волос из косы до пояса и махнула не глядя. Потрогала рукой: о, похоже на чёлку; следы преступления засунула в батарею, чтоб не отсвечивали. Маме, конечно, сквозь смех и слёзы пришлось редактировать мою работу, но факт в том, что замысел мой удался.
На собеседовании при приёме в школу я коротко, но доходчиво изложила комиссии всю учебную программу первого класса (с чтением, письмом и задачами про яблоки), на что они, посовещавшись, предложили брать меня сразу во второй. Пришлось объяснять им, как маленьким, что так не пойдет, ведь «человек должен пройти все ступени образования!».
С первой линейки началась моя взрослая самостоятельная жизнь (как я сама возомнила), и тут уж я максимально отодвинула от себя тёпленькую маменькину опеку. Ни разу за 11 лет она не сделала за меня уроки, не собрала ранец, не вмешалась в отношения с детьми или учителями, не навязала мнение, ничего не решила за меня.