– У Симона кишка тонка для такого. Он только и умеет, что говорить. Он струсил, стоило мне приставить нож к его шее. Я даже с полураспоротым горлом дрался до последнего.
– Тогда это Надэра. Она ждет, когда разлом откроется, чтобы нанести удар. Ты будешь занят Подэрой, когда они нападут сзади. Не забывай, они все читают у тебя в голове. Все твои планы им известны.
И мальчик красноречиво постучал по своей разбитой голове.
– Заткнись! – на этот раз не сдержался Рогар, и кнест от неожиданности подпрыгнул. Правда, тут же сделал вид, что не слышал ничего.
Потому что они врали ему.
Все всегда врали.
Напоследок, закрывая за собой створку ворот, Рогар обернулся и медленно обвел взглядом темное, усыпанное огнями пространство.
Теперь ему казалось: сама тьма на него смотрит. Живет, дышит рядом – лишь руку протяни. В каждом укрытом тенями углу чудилось шевеление. Он вынул и вторую ушную пробку, чтобы лучше слышать шелест кожистых крыльев, который то и дело раздавался за спиной, стоило лишь отвернуться. С факелом в руке, Рогар обходил и обходил свою каменную твердыню по самым отдаленным закоулкам, охотился, искал и все равно никого не мог поймать.
Они прятались.
Они делали это очень искусно.
Потому что всегда знали обо всех мыслях в его голове.
Внутренний двор цитадели был освещен мерцающим сиянием, и в какой-то момент, пересекая его в тысячный раз в своей тщетной погоне за ускользающими фантомами, Рогар остановился. Верхний край радужной стены виднелся из-за внешней заградительной стены, на его фоне четко просматривались скорпионы, установленные в надвратных башнях, пока что молчаливые и одинокие. Примитивное оружие дикарей, Подэра бы с удовольствием, хохоча, сжала в кулак и искрошила в щепки эти слабосильные игрушки.
Если бы могла.
Иногда ему даже хотелось, чтобы все произошло по-другому. Чтобы у него тогда, сотню лет назад, не оказалось выбора. Чтобы, выйдя из разлома, его товарищи просто шевельнули пальцами – и в долине Меарра не осталось бы никого живого. Он бы не смог ничего с этим поделать. Он бы просто шел бок о бок с другими такими же и освободился от необходимости размышлять. Лишь выполнял бы четкие приказы сверху – разве не в этом состоит удел каждой боевой единицы? Шагать по белым костям с совершенно пустой головой и бесконечным запасом чужой смерти в кончиках пальцев.
Но это их и погубило, его товарищей: зависимость от четких приказов. Он-то знал, он-то с самой первой секунды видел, что сможет играть по правилам Эры, налепит себе слабосильных игрушек и неразумных солдатиков, которыми с легкостью сумеет управлять. Его не смущала необходимость отвыкнуть от прежней могущественной силы и научиться махать тяжелой железкой, как какой-нибудь простой смертный. Деградировать до уровня камнелюдей в глазах Подэры. И поэтому он выиграл и занял этот мир, а они проиграли.
Но теперь пресловутая способность размышлять его и сгубила. Кто-то другой проник в его разум, кто-то шпионит там за ним. Кто-то, умеющий так же критично мыслить, не зависеть от строгих приказов, адаптироваться в самых трудных и быстро меняющихся условиях, как и сам Рогар когда-то. Теперь он сам себе враг: невозможно ничего спланировать, ведь планы сразу станут известны. Кому? Им, им, конечно же. Тем, о ком постоянно предупреждает его мальчик.
Он зажмурился, ощущая слабый отблеск разлома на своем лице. Что, если мальчик прав? Что, если Надэра действительно ударит одновременно с нападением Подэры?
