Но и рядом с ней, в любви с ней, как оказалось, он ее убивает…
Собравшись с духом, Кайлин скомкала в кулаке записку, сунула ее в карман и открыла дверь. Рогар сидел прямо напротив, прислонившись спиной к холодной каменной стене, согнув левую ногу в колене и положив руку на нее. В несвежей рубахе и тех же шоссах и сапогах, в которых был и на иххоране. Похоже, Далирин не преувеличила, дей действительно просидел тут все это время. Тем больнее было Кайлин видеть даже ту самую одежду на нем, которую трогала своими руками другая.
Неизвестно, слышал ли он шаги Кайлин у порога или интуитивно ощутил, что она сейчас выйдет, но его глаз тускло светился, когда Рогар исподлобья смотрел прямо на жену. Она вздрогнула, напоровшись на этот его прямой взгляд. Вся его поза, неестественно вытянутая правая нога, рука, сжимающая колено, плотно стиснутые челюсти сказали ей больше, чем любые слова. Кайлин лишь покачала головой. Она не хотела, чтобы он испытывал эту боль, эти муки, сидел на ледяном жестком полу в ожидании нее. Но и с самой собой, с тем, что творилось внутри, она ничего не могла поделать.
– Рогар, зачем ты тут сидишь? – произнесла она, стараясь говорить спокойно. – Тебе надо быть у разлома. Готовиться к битве.
– Да, да, людишки нуждаются во мне. Без меня они ни на что не способны, – усмехнулся он, продолжая смотреть на нее. – Некоторые наверняка уже пытаются дезертировать… как обычно, я приказал страже у ворот убивать любого, кто попробует сбежать. Главное, чтобы сама стража первой не сбежала…
Кайлин снова покачала головой и опустила ее. Слова не шли из горла. Она охотно верила, что кнесты-новобранцы сейчас мечтают удрать куда-нибудь подальше от воющего разлома. Казалось, весь мир дрожит, трясется и рушится вокруг них. Жаль, что ей от своей любви не сбежать.
Рогар вздохнул, провел рукой по лицу, стирая жестокую ухмылку, и стал совершенно серьезным.
– Рачонок, ну не молчи. Твое молчание меня убивает. Скажи что-нибудь. Скажи, какая я тварь, как ты меня ненавидишь. Иххоран, к счастью, закончился, и все иххи уехали, мы их больше не увидим.
– Ну и что? Когда стена снова запоет, будет новый иххоран и приедут другие.
Он задумчиво кивнул, как бы признавая ее правоту.
– Хорошо. Тогда просто скажи, какой расплаты ты хочешь? Что мне нужно сделать? Выколоть себе второй глаз? Отрезать руку? Ногу?
Кайлин поморгала, не веря своим ушам. И ведь не шутит. Говорит совершенно серьезно. Ну да, он же так воспитан, он сам рассказывал ей, каковы нравы и устои его родного мира. Око за око, зуб за зуб. Если ты что-то сделал, будь готов за это чем-то заплатить – его личный принцип, все его шрамы и увечья – доказательство тому. Но не боли она хотела, совсем не боли. Она почувствовала, что ноги ее снова не держат, сползла спиной по дверному косяку и опустилась на пол. Он тут же подался вперед, чуть подрагивающей ладонью вытер испарину, которая неожиданно покрыла ее лоб. Кайлин дернулась от этого прикосновения, слишком уж трудно было не отвечать на него, не приласкать в ответ.
– Зачем ты это сделал? – прошептала она, закрывая лицо руками, отгораживаясь от него, чтобы не видеть, как будто это помогло бы меньше чувствовать. – Ну, зачем? У нас ведь все было хорошо, так хорошо, Рогар! Да, было трудно, но мы справлялись! Вместе! Понемногу! Зачем нужно было все портить?!
Ответом ей служила тишина. Сидя так, согнувшись, спрятавшись за ладонями, Кайлин слышала дыхание своего божественного мужа, могла догадаться, как ходят сейчас желваки на его мощных челюстях, но он ни слова не произнес. Да ему ведь нечего сказать, догадалась она и похолодела. У него нет ничего в свое оправдание. Она вскинула голову, чувствуя, как в груди агонирует сердце. Как птица, брошенная живой в кипяток.
