Девиантность, преступность, социальный контроль в обществе постмодерна - страница 8



ж изни».

И все же…

Достойная человека, осмысленная жизнь возможна лишь по ту сторону отчаяния, при полном и осознанном избавлении от иллюзий и надежд, жизнь – Вопреки (бренности и бессмысленности). Идея достойной и мужественной жизни «вопреки», «наперекор», без надежд и иллюзий наиболее плодотворно развивается французскими экзистенциалистами Ж. – П. Сартром, А. Камю, А. Мальро. В сопротивлении Судьбе, существовании «наперекор громадной тяжести судьбы» (А. Мальро) видят они долг Человека. Но такой Человек («человек небытия», по А. Чанышеву) – мужественный человек. «Он понимает, что всякая ситуация преходяща, он видит ничтожество всякой ситуации на фоне просвечивающего сквозь нее небытия, он смело смотрит вперед без надежды и отчаяния».

«Стоицизм – мировоззрение мужественных людей. Не все люди таковы», – возразил Ю. Булычев автору, выступившему с докладом в марте 1990 г. на заседании клуба «Сизиф». Да, конечно. Но ведь я и не претендую на решение проблемы. Моя задача – лишь попытаться высветить ее, представив некий ход авторских рассуждений. И только.

Non sequiter, или Рассудку вопреки

Верую, ибо абсурдно.

Тертуллиан

И еще несколько «вопреки». Пока и поскольку человек существует – вопреки обреченности и бессмысленности существования, но и именно в силу этой своей обреченности – нелишне помнить, что жизнь каждого – его единственная жизнь. И все, чем обладает человек, – это время собственного существования («Ибо жизнь моя есть день мой – и он именно мой день», – писал В. Розанов.) А отсюда – самоценность каждого мига бытия. Чем бесследнее исчезновение, чем ценнее каждое мгновение существования. И «ценность» индивидуального бытия человеческого определяется не столько его длительностью, сколько наполненностью.

Пока и поскольку человек существует, он сосуществует с себе подобными и «меньшими братьями» (вина наша перед которыми безмерна). Не пора ли оценить принцип veneratio vitae А. Швейцера? И дело не только в альтруизме и гуманизме, но и реализме, и эгоизме: благоговение перед жизнью – любой жизнью, включая свою собственную.

Пока и поскольку человек существует (и сосуществует), не есть ли основа нашего сосуществования – сосочувствие обреченных? Вспомним у Марины Цветаевой:

Еще меня любите
За то,
Что я умру.

И может быть, тогда – Вопреки всему – будет легче встретить Конец с мудрым пониманием: «Достиг кончины, ради которой родился». (Это уже Аристотель.)

«Исключенность» как глобальная проблема и социальная база преступности, наркотизма, терроризма и иных девиаций[2]

Положение индивида в современном обществе становится центральной, ключевой проблемой.

Н. Луман

История криминологической мысли богата утверждениями зависимости состояния, структуры и динамики преступности от социальной структуры общества. Наиболее распространенным было мнение о преступности, как порождении бедности, малообразованности, а основным субъектом преступлений считались представители низших слоев общества, социального «дна» – малоквалифицированные рабочие, безработные, бездомные, алкоголики и т. п. Так постепенно сложилось представление об «опасном классе» («dangerous class»). Этому немало способствовал некритический анализ официальной статистики: большинство так называемых «общеуголовных» или «уличных» (street crime) преступлений совершали представители низших страт[3]. Тогда как очень высокая латентность «беловоротничковой» преступности – экономической, должностной, коррупционной, политической, экологической, а также хорошо известная селективность полиции и уголовной юстиции – не позволяли в полной мере оценить масштабы преступлений представителей высших страт.