А дома творится полный треш.
Бабушка, наверное, и представить себе подобного не могла. Мы жили с ней в большой квартире, недалеко от студии. В свое время бабушка приватизировала квартиру на себя, сына и дочь. Сын – мой папа – умер, доля осталась мне и маме. Дочь – тетя Света – до смерти бабушки ни на что не претендовала, но она и не появлялась у нас фактически, так, звонила, поздравляла с праздниками. Обещала бабушке, что оставит долю мне – у неё не было своих детей. А когда бабушка умерла выяснилось, что тетя Света вышла замуж, и её супруг решил, что мне и Аришке квартира – слишком жирно.
– Сонь, устала? – Я вздрагиваю от его голоса.
– Нет, все нормально. Просто…
– Воняет, жесть. Хочешь, иди, подыши, и сестренку уводи отсюда, я закончу.
– Ты что? Это… это же моя работа.
– Слушай, извини за дурацкий вопрос… а ты… ну, в общем, ты же отлично пишешь, картины твои всегда были улётные, ты… тебе же надо учиться дальше? Почему ты тут застряла? Еще и… уборщица?
– Не уборщица. Клининг менеджер.
– Что? – я не смотрю на него, я просто чувствую, что он улыбается.
– Клининг менеджер и ночной сторож.
– Для сторожа иностранного названия не нашлось?
– Видимо…
Поднимаю глаза и… мы смеемся! Заразительно, радостно, так, что Аринка смотрит удивленно и тоже начинает хохотать.
– Менеджер, это звучит, да…
Успокаиваемся через пару минут, я мочу тряпку в растворителе, понимая, что мигрень уже стучит в окошко… Сглатываю, приступ тошноты накатывает. Ух… мерзость. Хотя художники должны быть привычны к резким запахам, но у меня, видимо, что-то сломалось…
– Что, плохо? Говорю же, выйди, я закончу.
– Ты не нанимался. Это… моя сестрица натворила, так что…
– Я натворила? Это всё Круэлла! Мерзкая! Со-онь? Я пойду, погуляю во дворике? Тут воняет, у меня головка уже болит!
– Иди, только со двора никуда!
Отпускаю, зная, что Аришка не уйдет. Дворик у нас не большой, за забором.
Сестрёнка подбегает, целует меня быстро, а потом… потом так же порывисто обнимает Да Винчи.
– Ты хороший! Когда я вырасту, я на тебе женюсь!
Выпаливает с жаром и выбегает, хлопнув дверью. А мы с Даней смотрим друг на друга и… снова хохочем.
Верно говорят, что смех – лучшее лекарство. Мне помогает. Я уже почти могу дышать. Краски на полу осталось не так много, а вот вещи мои по ходу безнадежны. Это обидно, потому что переодеться мне особенно не во что.
Нет, вещи были, в квартире бабушки, но я подозреваю, что они, скорее всего уже проданы, как и мебель, посуда, техника…
После смерти бабушки почти сразу умерла тётя Света, её супруг стал наследником. Мы полгода жили спокойно – до того, как он вступил в наследство, а потом началось…
Он пришёл как хозяин, заявил, что все принадлежит ему, а то, что не принадлежит – скоро будет. При этом так посмотрел на меня…
Сначала я пыталась договориться, объясняла, что у него в квартире только одна доля, а у нас с Ариной две, по закону мы… Но он очень быстро дал понять – по закону не будет. И доли свои мне придется ему продать за копейки, или даже подарить, иначе будет плохо.
Я звонила в полицию, вызывала участкового. Писала заявления. Но как говорят – против лома нет приёма? Да, да… окромя другого лома. Вот только другого лома у меня не было. Вступиться за меня оказалось не кому.
Вспоминать об этом мне страшно и больно. Я чудом избежала таких вещей, о которых мерзко говорить. Мы с сестрой сбежали почти в чем были, хорошо, что Ирина Вениаминовна позволила нас остаться. Она пыталась помочь, но очень быстро поняла, что ничего не выйдет.
