– Думаешь, ик, – спрашиваю, начиная неожиданно икать от нахлынувшего на меня страха, – Черкашиных могли убить, ик, из-за Лекса?
– А это, Иля, уже вопрос в правильном направлении. Только не перегружай свою головушку.
Так это что, получается, настоящие родственники, отец, например, все это время сделили за Черкашиными? А мог ли быть взырв на молочном комбинате не случайным? Нет! Ну это же точно бред. Или нет?
(Примечание автора по требованию беты: башлять – платить, откупаться.)
Ироничные фразочки, брошенные мужчиной в мой адрес, прозвучали почти как оскорбление. Однако, чтобы принимать подобные слова близко к сердцу тоже энергия нужна, только вот она внезапно покинула мое тело. Я понимаю, что вот-вот потеряю сознание, тело вдруг становится тяжелым, каким-то непослушным, а глаза закрываются сами собой.
– Лара! – взволнованно звучит голос Рика, который пробивается, словно сквозь вату в ушах, до моего помутненного сознания.
“Девочка моя, ты очень смелая,” – шепчет мне мамин голос. – “Ты должна справиться, Иллария”.
– Ма-ма, – зову любимую женщину, еле шевеля губами. – Ма-ма.
– Да приди же уже в себя! – рокочет знакомый мужской голос и в нос ударяет резкий вонючий запах.
– Фууу, – лениво поднимаю веки, пытаясь проморгаться. – Ты воняешь, Ворон.
– Ага, аммиаком, – тяжело вздыхает мужчина, и я понимаю, что он меня не ругает за то, как я его назвала. Неужели так перепугался.
– Прости, – наконец фокусирую взгляд на взъерошенном красавце. – Не надоело еще со мной возиться?
– Сам виноват, – бурчит, опускаясь рядом со мной. – Не делай больше так, малышка. Ты бредила, маму звала.
Сразу снова становится тоскливо.
– Жалеешь меня? – подтягивая под себя ноги, принимаю сидячее положение.
– Еще чего, – фыркает мужчина. – Ты – полноценная, здоровенькая кобылка, которую следует хорошенько объездить, чтобы прелестную головушку поменьше глупые мысли посещали.
И пока я, словно рыбка, хлопаю губками, жадно хватая ртом воздух, а внутри меня нарастает возмущение, Рик добавляет.
– Не обижайся, Иля. Я знать не знал своих родителей. Дед умер, когда мне было семь, а бабку похоронили спустя три года. Я – одиночка, понимаешь? Мной с большим трудом воспринимается культ семьи.
Ворон говорит, а у меня внутри все сжимается, потому что не должен быть человек один. Мы ведь рождены для того, чтобы создавать семьи.
– И что, ты не хочешь… эм…, – с трудом формулирую мучающий меня вопрос. – Свою ячейку общества создать?
Мужчина снова тяжело вздыхает, но перетягивает меня к себе на руки.
– Малышка моя, я бы так хотел пообещать тебе розовый рай с единорогом и бабочками, но, пока мы не разберемся с твоим “братцем”, я не могу.
Каждой клеточкой своего тела я ощущаю напряжение Рика, однако понимаю, что сейчас не могу никак повлиять на это. Ворон прав, я должна спасти Лекса.
– Ты сумел найти место, куда мы поедем? – проглотив ком в горле, спрашиваю, стараясь придать голосу бодрости.
– Сейчас у меня три варианта, но, в общем-то, все сравнительно недалеко друг от друга, – буднично делится информацией мужчина. – Поэтому сейчас ты поешь, переоденешься и мы отправимся в путь. Только Иллария, я тебя прошу о полном послушании: говорю молчи и опусти голову – выполняешь, скажу беги – бежишь и не оглядываешься. Ты отважная девочка, только, пожалуйста, не вздумай защищать меня или пытаться создать нам новые неприятности.
Теперь мне все понятно! Ну, я так и знала! Рик просто не воспринимает меня, как женщину, с которой можно что-то создать. Тыл! Я должна стать надежным тылом, той, которая ждет, безоговорочно верит и доверяет, встречает в сексуальном белье и с вкусным ужином на плите… И той, что никогда не полезет в дела своего мужчины. Вот только… Готова ли я? Потому что уж слишком хочу понимать, кто же ты такой, Ворон.
