- Черт. Я как чувствовала... - ее голос звучал испуганно, лицо было встревоженным, а я никак не могла понять, почему.
- Джули, ну что ты так перепугалась… - как можно бодрее улыбнулась я, а она, приставив руку к моему лбу, быстро произнесла:
- Надо срочно звонить Эльзе. Где твой телефон?
- Не надо никому звонить. Я не хочу в больницу… - но она будто не слышала меня, продолжала:
- Эльза предупреждала меня об осложнениях. Господи, хоть бы все обошлось.
Сквозь дымку сознания я наблюдала, как Джулия разговаривала с Эльзой, и все еще надеялась, что обойдется.
- Да. Температура и бледная. Она еще вчера вечером мне не понравилась. Но температуры не было… Да, поняла вас, миссис Хоуп. Спасибо большое. Будем ждать, - произнесла она и, положив трубку, внимательно посмотрела на меня.
- Сейчас приедет “скорая”.
- Ну зачем… - нахмурилась я, все еще не желая принять реальность, а Джулия уже доставала из шкафа зимнее одеяло.
А потом опять были парамедики, машина “скорой помощи”, тревожные лица Эльзы, Генри, рентген, томография, анализ крови, палата и, как результат всего этого, диагноз - “Пневмония”.
Потом был отец. Он приехал быстро, по звонку миссис Хоуп, и не отходил от моей постели в течение нескольких дней, пока не миновал кризис. В эти дни мы с ним были, как никогда, близки - он рассказывал о маме и вспоминал дни, когда она так же слегла с воспалением легких. Несколько раз он порывался позвонить Максу, но я строго-настрого запретила.
- Вот если бы ты не отправила парня в Лондон, с тобой бы такого не случилось, - сетовал он. - Может, давай позвоним ему? Он просил…
- Папа, звонить я ему не буду, - отрезала я. - И тебе запрещаю.
- Зря, - недовольно произнес отец, а я, видя его несогласие, произнесла:
- Если ты ему позвонишь в обход меня, мне будет сложно потом тебе доверять. Дай мне обещание, что ты этого делать не будешь.
- Не буду, - недовольно произнес он и уже другим тоном добавил: - Ты пойми, я не давлю на тебя, я только очень хочу, чтобы ты была счастлива, дочка, чтобы выздоровела поскорее. А Макс тебя любит, поднял бы тебя на ноги быстро.
- Пап… - отрицательно покачала я головой. - Со мной это так не работает. У меня другой случай.
- Упрямая, - грустно улыбнулся отец и, целуя меня в лоб, добавил: - Вся в маму.
- Вся в маму, - эхом повторила я и прижалась макушкой к его плечу.
После отъезда отца мои будни превратились в одну сплошную ленту, похожую на временной конвейер, однообразный и не меняющийся, как статичная картинка, освещенная днем и темная ночью. Моя палата, лекарства, запах озона после кварцевания, ежедневный осмотр доктором Митчеллом, процедуры, пусть и полезная, но больничная еда - все это вновь стало моей реальностью. А еще было окно, с унылым осенним пейзажем, но я его воспринимала, как портал в другую жизнь, где я буду здоровой и сильной, где болезнь останется лишь неприятным воспоминанием, которое я с легкостью заблокирую в сознании. Иногда я вставала с кровати и, преодолевая слабость, шаг за шагом, приближалась к окну. Стояла несколько минут, восстанавливая дыхание, наблюдала сверху за машинами и прохожими, которые спешили по своим делам и не знали, что такое болезнь. Потом переводила взгляд в небо, подставляя лицо октябрьским солнечным лучам, и затем так же неторопливо возвращалась к кровати. Эту дорогу я назвала “путь в новую жизнь”. Мне хотелось думать, что это испытание мне было послано для того, чтобы я стала сильнее.
