Жених. Зашибись. А в Сочи это что было? Попытка нагуляться перед аскетичной семейной жизнью? Разнообразить половую? Попробовать что-то новое? Так чего деру-то тогда дала? Дурная! Я бы ей показал… все показал. Всю ночь бы самозабвенно показывал, что утром встать с кровати бы не смогла!
Тормозим, Громов.
Злости на эту малявку не хватает!
А сейчас? Ну, вот что сейчас такое было?
Эта коза меня уделала!
Мне не отказывали?
Да, черт возьми, мне не отказывали! Меня не кидали со стоящим колом членом в номере отеля. Так и хотелось выдать этой зазнобе, а потом в губы ее впиться. До боли. Искусать их, упрямые, поджатые, и закончить начатое. Меня бы даже гребаный новооприобретенный статус ее препода не смутил!
Только вот от ее взгляда все слова застряли и пыл поумерился. Бравада-то у девчонки явно напускная, внутри, больше чем уверен, она дрожит и трепещет. А вместе с ней и мои части тела “дрожат” и “трепещут”, млять.
Яна-Ульяна Елагина. Это надо такому случиться!
Потирая затылок, дохожу до стола, убирая бумаги. Валюсь буквально на стул и растираю висок.
Елагина! Насмешка судьбы, не иначе.
Вот трезвый разумный голос начинает вещать, чтобы и думать перестал о девчонке. Она дочь Ленкина. Дочь! Не имею права и думать о ней. Мелочь мне в дочери годится.
Но как, мать вашу? Как?
Я две гребаные недели пытался вытрахать ее из своей головы! Перебирал этих блондинок. Чтобы и дальше продолжить свою жизнь как обычно, в прежнем русле, но нет. Цапанула. Зациклился, как ненормальный, как маньяк. Ущемили достоинство. Дело принципа. Называйте, как хотите, сути не меняет.
Дверь в аудиторию открылась.
– Ой, извините, – заглянула девушка, поправив очки на переносице.
Мазнул по ней безразличным взглядом.
– Вы закончили? У нас тут пара, – проблеяла студентка.
– Закончил, – подхватил со стола телефон и ключи от тачки. Чеканя шаг, направился на выход.
Мне нужен бумажник, горький кофе и пачка сигарет. Пока качан не рванул.
Яна
Проношусь по коридору, как ужаленная. Пока меня не останавливают на ходу.
Мама.
– Уля? – в ее глазах вопрос.
Ма проходит по моему лицу внимательным взглядом и посматривает мне за спину. Я зубы свожу и злюсь на Громова, за то, что заставил раскраснеться, и вообще…
Вообще просто злюсь!
– Елена Александровна? – усмехаюсь.
Называть мать по имени отчеству в стенах института я привыкала долго.
– Куда летишь? – усмехнулась мама.
– Я превысила скорость? Указатель скоростного режима не заметила.
– Несешься, будто опаздываешь куда, язва моя, – мама подхватывает меня под руку и уводит в сторону. – И что за вид?
– А что с ним?
– Взъерошенная, щеки красные, глаза горят. Бешеная какая-то.
– Нормальный у меня вид, – бурчу. – Я к Вадиму тороплюсь, – хоть тут говорю правду. – Он в столовке, заждался уже.
– Вот и хорошо, – улыбается мама как-то заговорщически.
– Ма-а-м? Что происходит? – непонимающе уставилась на любимую родительницу.
– Отец до тебя сегодня не дозвонился. Просил передать тебе, что на вечер запланирован ужин в ресторане. Приглашены родители Вадима и, соответственно, он сам.
– Прекрасно! – фыркаю я. – Значит, Вадик не пошутил.
– Значит. Только я не понимаю твоего настроения, – хмурит брови.
– Мам, ты прекрасно знаешь, как я отношусь к папиной идее-фикс!
– Знаю, Ульяш. Но пока мы не можем ему сопротивляться. Ему самому нужно до этого дойти своей головой. Иначе толку с ним бодаться никакого.
