– Если узнает, Колян, то только от тебя.
– Ну, я-то ему ничего не скажу.
– Вот и хорошо. Ты бы мне пожрать предложил, что ли? Я как зверь голодный.
– «Виагру» не пожелаешь?
Я включила душ и со стоном ступила под упругие струи. Вот настоящее наслаждение, почти экстатическое! А мальчишки пускай потреплются…
В дверь ко мне постучали.
– Ты есть будешь? – Севка вжился в роль органично.
– Нет, дорогой, спасибо, – откликнулась я.
Спустя полчаса я скрипела чистотою и подумывала с ленивой грацией явить свое нагое тело миру. Трусики и лифчик я постирала, платье хорошенько вытрясла и обхлопала влажными ладонями. Желания одевать его на себя у меня не было. Приоткрыв дверь, обнаружила висящую на ручке простынь, льняную и, ей-Богу, накрахмаленную. Бурнус для одалиски! Оставалось только кричать: «Куда мне, мальчики?».
Севка караулил меня и потянул за собой в маленькую комнату.
– Вы ложитесь. Я бельё чистое постелил.
Я рухнула на расхлябанный диван прямо в намотанной простыне и начала посапывать ещё в воздухе.
– Помоюсь тоже… – пробормотал мальчишка сконфуженно.
Надо было сказать что-то простое и веселое, чтобы разрядить нараставшее напряжение, но я уже спала, предоставив Севке самому справляться с двусмысленной ситуацией.
Впрочем, это благостное небытие длилось недолго. Во сне я увидела неживой взгляд, резавший меня напополам, и проснулась с отчаянно бухавшим сердцем.
– Крест…. Сволочь…
Я крутнулась на бок и закопалась носом в подушку. Напрасно. Мозг возбудился, как после большой порции «Маргариты»; стал чистым и ясным. Что-то во всей этой истории было гадостно не так…. Я закусила губу, стараясь уловить ускользавший хвостик понимания…
– Ты чего бритый? – гукнул Колян в коридоре.
– От вшей лечусь, – ответил Севка и прикрыл за собой дверь.
Я вздрогнула от их пересудов; хвостик по-свинячьи весело махнул и скрылся навеки.
– Давай, ляжем «валетом», – предложила я Всеволоду, видя его почти что панику.
– Я бы лучше на пол, – сказал он честно. – Я за себя, Марь Иванна, не ручаюсь.
Да уж, перспектива сражаться остаток ночи за свою нравственность не прельщала.
– Не дури. Пол у Коляна не моется годами.
Это была правда. Севка гадливо поморщился, но остался стоять на месте.
– Всеволод, давай попробуем, – Лисой Патрикеевной мяукнула я.
Он притулился на самый краешек, зацепившись одним хребтом.
– Давай, я расскажу тебе про Даньку.
Конечно, он всем им казался героем, и я завела сказку про удачливого гонщика, отважного и бесшабашного. Про аварию, после которой он, по своим меркам, не мог ездить достаточно хорошо. Про жизненные метания и извечный поиск. В общем, Чарльз Диккенс, да и только.
Дыхание Севки стало глубоким и ровным. Похоже, он спал.
– Интересно, позвонил он тетке или нет… – спросила я потолок и заснула.
