Андрюша уже нарисовался рядом со мной. Им оказался тот самый субтильный субъект с мягкой грацией ленивого гепарда. Я в это время красила парню глаза и не могла отвлекаться на всякие глупости. Но Андрюша и не пытался со мной спорить. Наоборот, он с большим вниманием отнесся к моей работе и сказал амбалу:
– Передай Алевтине: накину гринов, если еще попотеет.
Несколько быстрых мазков по скулам и щеки Севки стали интригующе худощавыми. Эдакая томная, утонченная немощность. Самым сложным было, пожалуй, изобразить на лице пробивающуюся темную щетину, но тут я схалтурила, памятуя, что мальчишка будет все время в движении.
– Носовой платок имеется? Желательно чистый.
Спросила я в пространство, и Андрюша извлек из кармана шелковый надушенный треугольник.
– Очень впечатляюще, – буркнула я и посоветовала Севке. – Чир, пошарь у себя в карманах.
– Он не слишком чистый.
Парень протягивал мне тряпочку в красный горошек.
– Свое дерьмо лучше, – утешила я, раздирая ткань.
Свернутый валик устроился под верхней губой, слегка выворачивая плоть и приоткрывая зубы.
– Теперь ты немножечко эфиоп.
Я окинула свое произведение и была почти довольна: экземпляр и рядом не стоял с Севкой Ложкиным, что и требовалось обозначить. Только глаза пронзительной синевой напоминали о нем, и мне это не нравилось.
– Назвался груздем – полезай в кузов, – охнула я, вытаскивая линзы из своих глаз.
Прополоскала их в услужливо подставленном Андрюшей стакане и спросила:
– Не побрезгуешь, мон шер?
Вот теперь он был экзотически красив: глаза переливались гагатовым блеском и светились счастьем. Парень поверил, что выйдет невредимым из этой передряги.
– Если потеряешь линзы, не переживай, просто щурься и поглядывай из-под век, по чайд-гарольдовски.
Выдала я последний совет ему в спину и повернулась к зеркалу, чтобы подправить свой фейс. Вот теперь я себе не нравилась вовсе. Лишенные маскировки глазки полыхнули изумрудным светом. Танька всегда говорила, что таких глаз на самом деле не бывает.
– А Таркан? – лениво сопротивлялась я её упрекам.
– Все те же линзы, – упрямилась подруга.
В конце концов, я раскошелилась на дорогущие линзы для себя самой, приобретая вполне респектабельный карий оттенок, и наши споры сошли на «нет».
– Вы – потрясающий мастер. – Лучезарный Андрюша обхаживал меня, как лиса виноград. – Чир стал настоящей изюминкой. Еще татуировку на все левую руку – и полный улет!
– Не вздумайте портить парню шкуру. – Сказала я свирепо. – По судам затаскаю.
– Ну что вы, что вы!
Мои угрозы, конечно, были смехотворны. Мы оба это понимали. Что сейчас решают суды?
– Только временные, смываемые тату. – Успокоил меня Андрюша и улыбнулся.
Я тоже расслабилась и попросила:
– Пожалуйста, не ставьте больше его в такую тупиковую ситуацию. Парню здесь жить.
– Вы считаете наш хлеб зазорным?
– Нет. Зарабатывать можно чем угодно, лишь бы душа принимала. А у Севки душа стыдливая и характера маловато.
– Хотите взглянуть на друга?
– Он мне не друг, не брат, не любовник и даже не приятель, – уточнила я решительно. – А взглянуть, взгляну. Уверял, паршивец, что непревзойденный танцор.
