– Ну так стреляй! – ревет он. – Давай же!
– Нет! – выдыхаю я.
Трюс молча отступает на шаг, не отводя пистолет. На щеке у нее краснеет ссадина.
– Жми на спуск! – гаркает Франс.
Конечно, Трюс не стреляет. Я вижу, как она цепенеет. Франс вырывается, и я валюсь на землю. Лодыжку пронзает жгучая боль.
– Он не заряжен! – кричит Франс.
– Что? – не понимает Трюс.
– Пистолет не заряжен!
Наконец до нас доходят его слова. Франс с трудом поднимается на ноги. Хотя уже темно, я отчетливо вижу, что у него ободрана щека. Из носа течет кровь. От элегантного господина в шляпе ничего не осталось, от кинозвезды и подавно. Да и мы не в лучшем виде: моя блузка порвана, а Трюс… Трюс с сомнением смотрит на пистолет. Потом целится в сторону и очень медленно нажимает на спусковой крючок.
Гремит выстрел. Эхом разлетается по тихому лесу. По деревьям пробегает дрожь. Трюс отпрыгивает, я мигом вскакиваю на ноги.
– Обойма пустая! – кричит Франс. В его лице ни кровинки. – У нас не было патронов!
Он зажимает рот рукой, отворачивается. Сгибается пополам. Его тело содрогается. Кажется, будто его рвет, но нет. Франс распрямляется, поворачивается к нам и переводит взгляд с меня на Трюс.
– Проверка… – в очередной раз повторяет он, тяжело дыша. – У нас кончились боеприпасы.
Трюс еще раз жмет на спуск. И еще раз. Раздаются металлические щелчки. И ничего больше.
– Ты мог умереть! – восклицает она. – Ты. Или моя сестра! – Она швыряет пистолет на землю и складывает руки на груди.
– Никому нельзя доверять, – говорит Франс. – Вот чему я хотел вас научить.
– Что ж, у тебя получилось, ничего не скажешь. – Лицо у Трюс такое же бледное, как у Франса.
Он подбирает пистолет.
– Нету у нас боеприпасов! Магазин был пустой. Смотрите. – Он открывает пистолет. – В обойме ничего не было, но здесь… – он указывает на ту часть, что находится выше, – в патроннике, судя по всему, еще оставалась пуля. – Он качает головой. – Я устроил вам экзамен на храбрость. Всего лишь хотел понять, можно ли вам доверять.
– И как? – спрашиваю я. – Доволен? Мы выдержали экзамен?
– Summa cum laude[10], – отвечает Франс.
– Чего? Какой суммакум? – не понимаю я. – Это еще что значит?
Он еще и мудреными словами бросается, чтобы мы окончательно почувствовали себя тупицами?
– Фредди, пойдем. – Трюс берет меня за руку. – Пора уходить. А то еще нарвемся на патруль.
– Позвольте мне все исправить! – восклицает Франс. – Я не хотел, чтоб так вышло. Честное слово!
Мы притворяемся, что не видим его протянутую в знак примирения руку.
Я ушибла ногу и очень стараюсь не хромать, а Трюс, кажется, вот-вот грохнется в обморок, но мы удаляемся с высоко поднятыми головами.
По дороге домой нас разбирает нервный смех.
– Мы отличницы, Фредди, мы выдержали экзамен! – хихикает Трюс, крутя педали.
– Суммакум-отличницы! – вторю я ей.
* * *
Через несколько дней нас допускают на собрание. И мы идем. Я твердо решаю, что и рта не раскрою. Волнуюсь ужасно, как и Трюс. Как у них там все заведено, мы не знаем, женщин в группе нет, мужчины, конечно, все старики, а мы для них – дети. Особенно я. Хотя сегодня я нарочно не стала заплетать косички.
Мы вежливо представляемся. Кроме Франса, «нашего командира», на собрании (в том же лесу) присутствуют семеро. И действительно, им лет тридцать, не меньше, если не считать Абе. Он не такой древний и, кажется, весельчак: с его губ не сходит усмешка, и он приветливо улыбается мне. А вот вдовцу Виллемсену, мяснику и соседу Франса, похоже, далеко за шестьдесят. У него низкий прокуренный голос, хриплый, как у осла.
