Девочка с топором и косичками - страница 3

***

В полутёмной прихожей, увешанной деревянными распятиями и освещённой тусклой лампочкой, я объяснила Илинке:– Я в опеку позвонила. Завтра с утра приедут, будут искать опекунов…– Ой, горюшко… – завела та, всплеснув полными руками, – и я в который раз подумала о том, что опекуном как раз может стать она. – Ой-ёй-ёй…– Пусть пока у вас поживёт, если вы не против. А то там, дома, отмыть всё от крови ещё надо.– Да я отмою, отмою! – взвыла фермерша и тут же прижала ладонь ко рту. – Пусть всегда у нас живёт! Не отдавайте вы ребятёнка этим иродам!– Каким?– А то не знаете! Мы ведь и в детдом в Тулчу продаём! И молоко, и творог, и масло. Когда муж возит, а когда и я. Видела я, как они мальчишку какого-то в луже топили, а он, тощенький, брыкается… Чтобы нашу Лалку туда… Да ни в жисть!– А вы в курсе, есть у Марешей родственники?Илинка помотала головой так, что выбившиеся из «шишки» чёрные волосы, мотнулись по лицу.– Одни они. Как приехали – не было у них никого. И в гостях ни разочка.– А откуда они приехали?– Григор… царствие ему небесное… говорил, из Бухареста они…– Ясно. Спокойной ночи!Я уже шагнула к порогу и вдруг… кресты стали один за другим переворачиваться. Прямо как в кино «Заклятье-2». Я вживую такого никогда не видела и от любопытства подвисла. А Илинка затряслась всем телом, с диким ужасом вылупилась на меня и указала пальцем:– Ведьма! Батюшки… ох… Нечистая!Я выскочила на крыльцо и ретировалась в участок. Очень хотелось сделать две вещи: допросить каким-нибудь образом Флорику и потрясти за грудки Мариана: какого дьявола, собственно, происходит?!

В тёмном участке за стойкой сидел и курил хмурый Антон. От света настольной лампы его седые волосы золотились, а на лице чётче обозначились морщины. На столе лежала раскрытая новая папка и лист протокола, который Калдарару старательно заполнял.Я плюхнулась рядом, достала ноут и принялась перекидывать материалы допроса, чтобы приобщить к делу. Какое-то время тишину нарушал только скрип его ручки и шум вентилятора ноута.– Допрашивал? – не утерпела я.Антон кивнул.– И какой мотив?– Молчит она, – неохотно отозвался он.– Как молчит? – я вспомнила, как Лалка говорила, что мать ни разу ни словечка не произнесла. – Я же слышала, как он колыбельную пела, когда мы вошли!Антон бросил за меня быстрый взгляд:– Значит, пережарилась в участке. Езжай давай домой.– Ну вообще-то я допросить Флорику приехала! – Да ладно?– И мотив у меня есть, потому что я дочку Флорики уже допросила!– И какой же мотив?Я молча включила запись допроса на словах Лалки о том, что матери не нравилось внезапное внимание отца к ней.Антон только хмыкнул.– И как ты немую разговоришь?– Есть многое, мой друг, Горацио… – задрав нос, процитировала я. Знаю, меня за это сильно не любят, а мужики – особенно, но устоять-то, чтобы не поддразнить сложно. – На то я и психолог.– Гунари вернулся. Он приведёт. У тебя полчаса, Деменитру. – Час.– Сорок минут.– Сорок пять.– Каська!– Меня уже здесь нет!

***

Недовольный Гунари закрыл за нами дверь в глухую комнату без окон, с одинокой тусклой лампочкой на потолке, освещающей болотно-зелёные стены, и остался недовольно ворчать снаружи. Его можно было понять: вырвали с корнями из долгожданного отпуска из-за убийства. В «допроске», как в глубоком колодце, обдало долгожданной прохладой после убийственно жаркого дня.Флорика с любопытством разглядывала меня через стол. Сейчас она казалась ещё моложе, чем там, в квартире. Мне не давало покоя её поведение. Обычно после убийства приходит если не раскаяние, то понимание того, что сделал. И как правило, оно настигает, когда отпускает алкогольный дурман и абстинентный синдром. Только Флорика не была пьяна или с похмелья. Разумные синие глаза смотрели на меня с усталостью. Похоже, она не жалела о содеянном. Наоборот, в ней была какая-то расслабленность и умиротворение.Я привычно достала диктофон. Потом чертыхнулась, вспомнив, что госпожа Мареш немая, и вытащила ноутбук. Включила камеру, направила на Флорику и нажала запись.– Допрос Флорики Мареш, подозреваемой в убийстве мужа, Григора Мареша, проводит Кассандра Деменитру, психолог-криминалист. Флорика, двадцать четыре года, безработная… Флорика сердито замотала головой. Подняла руки в «браслетах» и правой изобразила, будто что-то крутит. Было очень похоже на ручку швейной машинки.– Значит, шьёте?Она покивала.– Вы убили своего мужа?Флорика принялась делать какие-то странные движения пальцами. Больше всего было похоже на рисование или написание. Я вытащила из рюкзака квитанцию об оплате за коммуналку, перевернула и дала ей, сунула ручку.«Где Лалка?» – кривовато написала она.– У Чореску дома. Держится. Она молодец. Вы убили своего мужа?Флорика выдохнула. Затем медленно кивнула. И счастливо улыбнулась.От такой улыбки меня прошиб пот. Причина для убийства, должно быть, веская.– За что вы убили его?Флорика опустила глаза и отвернулась.– Гунари! – рявкнула я, радуясь, что дело пошло, и боясь спугнуть разговорившуюся «клиентку». – Бумаги дай! Побольше!За дверью разразился уже отборный мат. Но Гунари всё-таки приоткрыл дверь и сунул мне пачку чистых листов. Я переадресовала их Флорике. Но она не спешила в этот раз. Смотрела на бумагу со страхом и отвращением.– За что вы убили его? Напишите ответ.Я даже выдохнула, когда Флорика всё-таки взялась за ручку. Рисовала она дёргано, ломаными линиями, пытаясь поскорее отделаться от этого. Отшвырнула рисунок мне, и я увидела огромную мужскую фигуру во весь лист, густо заштрихованную чернилами. Стилизованный мужчина держал за руку маленькую девочку с косичками. Сердце забилось в горле, меня замутило.– Ваш муж приставал к вашей дочери?Флорика хмуро кивнула.– Он вступал с ней в сексуальный контакт?Она так яростно замотала головой и замычала, что сомнений не было: мотив я нащупала верно.– Вы лично застали его за домогательствами?Флорика кивнула и вдруг заревела. Я спохватилась и сунула ей бумажный платок, гадая, какую статью накинет за такое убийство прокурор. А ведь ещё понадобится медицинское освидетельствование и акт о психическом состоянии обвиняемой. И акт этот спросят с меня. А я даже сейчас без прохождения простейших тестов вижу перед собой человека с убитой вдребезги психикой. Настолько вдребезги, что придётся по кусочкам собирать.Когда Флорика начала затихать, я продолжила:– Госпожа Мареш, Флорика… Можете представить доказательства домогательств? Может, на телефон что-то сняли? На фотокамеру? Видео?Она вдруг тяжело задышала, уставилась в столешницу мёртвым взглядом, будто вспомнив что-то. Сначала я не поняла, откуда идёт звук. Потом увидела, как изгибаются её губы. И всё та же колыбельная, но только грубым, хриплым голосом: «спы, дочнька, спы...», будто не она сама эту колыбельную поёт.А потом опять началось. Лампочка замигала, как в дешёвых фильмах ужасов, резко вспыхнула и взорвалась, обдав нас градом осколков. В темноте я вскрикнула. Где-то рядом загремел по полу перевернувшийся стул Флорики. Я прикрыла голову руками и сгребла в охапку ноут с драгоценными показаниями.Завопила:– Гунари!Дверь распахнулась. Свет фонарика снаружи ослепил. Кто-то сгрёб меня в охапку и выволок из закутка. Пользуясь моей полной дизорентированностью в темноте, отнял ноут и принялся нагло ощупывать. Причём не только лицо и плечи. Да ещё и дышать в шею начал. Почуяв бедром прямую угрозу в штанах незнакомца, я нежно прижала его к себе и вломила коленом в пах. А когда он предсказуемо согнулся со сдавленным стоном, сложила пальцы в замок да и зарядила сверху локтями между лопаток. Для надёжности. Ибо нефиг.И тут снова включилось питание. Да не резервное, обычное. Лампы в пыльных плафонах коридора замигали, вспыхнули и надсадно загудели, как растревоженный улей. Гунари ругался на чём свет стоит, изрыгая цыганские проклятья. Он толкал перед собой в камеру ошарашенную Флорику. А передо мной на полу скорчился мой начальник – Антон Калдарару. Рядом валялся фонарик и ноут.«Приехали. Ну вот щас и этот меня уволит. Зашибись».– Хорошая реакция, Деменитру, – просипел Антон. – В следующий раз сначала дам тебе по башке, а потом уже буду досматривать на предмет повреждений… – А мы не на школьной дискотеке, чтобы ты меня по углам тискал.– Я же думал, что там случилось с тобой… дура…Я помогла ему подняться и проверила ноут. Машинка моя, к моему великому облегчению, послушно включилась, вентиляторы запели. Антон с интересом посмотрел запись допроса, но прокомментировал неожиданно:– Опасная ты баба, Каська. Лампочки от тебя взрываются.– Почему от меня? Может, это Флорика своим пением потусторонним?– Отставить галлюцинации. Не слышишь, что ли – мычит она, а не поёт. А ты, Каська, брось эту привычку – казённое имущество портить. Я эту лампочку сам давеча ввернул. Новенькая она.Расчудесно-то как. Сначала кресты переворачиваются, а сейчас лампочки взрываются. А что дальше? Стигматы? Или обряд экзорцизма?Я сделала себе копию рисунка Флорики и всё смотрела на него, смотрела, пытаясь понять, почему она нарисовала девочку с косичками, ведь у Лалки косичек не было.