— Я все расскажу Алле, — заявила я. — Завтра же.
Лицо Романа тут же потемнело. Взгляд стал таким тяжёлым, что выносить его сил не было, но я не буду перед ним покорно опускать голову. Он сделал шаг на меня, и я отпрянула назад, врезавшись в учительский стол ногами и едва удержав равновесие.
— Только попробуй, — говорил он, неумолимо приближаясь ко мне и заставляя моё сердце биться чаще.
— Обязательно скажу! — горячились я. В этот момент мне было плевать, что будет потом. Я хотела задеть его так же, как это он меня! — Тебя накажут ещё сильнее! Папочка уже лишил тебя денег, как обычно он это делает? Ты теперь у нас мажор-бомж или как?
Роман оказался совсем близко и почти вжал меня в этот чёртов стол. Дальше отступать некуда — если только лечь на учительский стол! Я выставила руки вперёд и упёрлась в его грудь, пытаясь не дать ему приблизиться ещё, но силы снова оказались неравны.
— Забыла, что не хочешь потерять это место? — изогнул он одну бровь.
Кровь отхлынула от лица. Он всегда знает, куда бить.
— Ром… — сказала я негромко. — Ну что ты творишь? Отпусти меня, пожалуйста. Я обещаю, что никому ничего не скажу.
— Сначала ты наболтала тут с три короба, оскорбила меня, а теперь хочешь, чтобы я тебя просто отпустил? — спросил он.
Голубые глаза стали тёмно-серыми, их словно затягивало туманом. Он то и дело опускал глаза на мои губы и вздымающуюся от нервов грудную клетку.
Питерский такой огромный, что мне приходилось задирать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Я ощущала себя рядом с ним невероятно маленькой и… невероятно ничтожной.
— Кроме полов ты мне теперь должна кое-что ещё за свои оскорбления, Рыжая.
— Я не буду ничего делать, — ответила я, снова надавив ему на грудь. — Отстань!
— Будешь, — заявил он. — Иначе вылетишь отсюда пробкой. Даже если ради этой миссии мне придётся пожертвовать и своим местом тоже.
В этот момент я действительно испугалась. Наглый мажор может всё. А я — ничего. И ему не составит труда и хватит совести разрушить мою жизнь.
— Но ты можешь всё сказанное тобой нивелировать прямо сейчас.
— Какие умные слова, — невольно вырвалось у меня.
— А ты думала, что я тупой? — усмехнулся Роман.
— Ничего я не думала!
— Врёшь, — рассмеялся он. — У тебя на лбу написано всё, что ты думаешь.
— Я о тебе не думаю вообще, ясно? — я снова пихнула его. — Отпусти меня, ты не имеешь права меня тут держать!
— Ясно-ясно, — кивнул он. — Так ты хочешь дальше тут учиться или нет?
Я молчала. Глупый вопрос, ответ на который очевиден…
— Тогда поцелуй меня, — сказал он, приближаясь к моему лицу и впиваясь глазами в мои пересохшие от нервов губы тем же полупьяным взглядом, какой я видела вчера… — Ты ласковая, а, Катёнок?
***
КАТЯ.
Я молчала в ответ. Целовать его я не собиралась. Это мой первый поцелуй, и он будет с Питерским? Хуже этого страшно было себе что-то представить. Я не понимаю, зачем ему вообще это надо? Видимо, уловил как-то, что именно такое меня задевает сильнее всего остального… Такое же изощрённое издевательство, как и всё, что он делает в мою сторону.
Ведь так смешно — заставить заучку целоваться!
Жаль, что мне совсем не весело…
А между тем Рома решил не дожидаться ответа и стал приближаться к моим губам.
Я среагировала единственным способом, какой мне был доступен в ситуации, когда я оказалась едва ли не сидящей под его напором на учительском столе, — размахнулась и залепила ему по морде!
