Его негромкий голос успокаивает, но руки я не отпускаю. Из детской доносится хныканье, Тимур уходит и приносит мне Полинку.
Я кормлю ее лежа, Тим ложится рядом и закрывает глаза. Мне его очень жаль, я вижу, какой он уставший. Он действительно измучился с нашей с Полькой болезнью.
Дочка засыпает, я глажу ее носик, щечки и пальчики. Ловлю на себе взгляд Тимура.
— Ника, — он говорит шепотом, чтобы не разбудить Польку, — а ты правда за меня замуж хотела?
Опускаю глаза, чувствую, как краснею. Становится неловко — много лишнего я наговорила, пока бредила.
— Что ты, Тим, я же у тебя работаю, — говорю искренне, я правда так думаю. — Мне нельзя.
Но Тимуру мой ответ не нравится, он встает и берет на руки дочку. Представляю, что снова останусь сама в этой огромной спальне, и у меня непроизвольно вырывается:
— Тимур, не уходи, мне одной страшно.
Он уносит Польку и сразу возвращается. Оставляет дверь в детскую открытой, стягивает футболку, сбрасывает штаны, ложится ко мне, подминает под себя и обвивает руками и ногами.
— А теперь только пискни, — говорит угрожающе в макушку, — надаю по заднице. Дай мне спокойно поспать хоть пару часов.
Я лежу ослепленная и оглушенная, втиснутая лицом в его грудную клетку. Осторожно трогаю его ладонями и тут же слышу сверху грозное:
— Ника, спать.
Замираю, но внутри меня настоящий праздник. Я так соскучилась по его объятиям, по его запаху и его телу. Мне нравится лежать с ним в обнимку, я прижимаюсь щекой к теплой коже и засыпаю так, как уже сто лет не засыпала.
***
Просыпаюсь и вижу перед собой широкую грудь Тимура. Вспыхиваю до кончиков ногтей — это ночью все казалось мрачным и темным, а сейчас свет пробивается сквозь шторы, и я не представляю, как посмотрю Тиму в глаза.
Мы так и проспали всю ночь в обнимку. Тимур во сне ворочается, и я отчетливо ощущаю твердость, которой он вжимается в меня. Пробую потихоньку высвободиться, отодвигаюсь от Тима, и тут он открывает глаза.
Мы смотрим друг на друга и молчим. Он подается вперед бедрами, я отползаю, и он опрокидывает меня на спину, сам нависая сверху. Запястья вжаты в матрац. Его глаза совсем близко, сейчас они абсолютно темные и похожи на штормовой океан.
Тимур смотрит на меня, будто хочет прожечь насквозь, и я не придумываю ничего лучше, чем сказать:
— Доброе утро, Тим…
Он со стоном впивается мне в рот, и я поспешно отвечаю. Знаю, что не должна, что снова падаю в ту же пропасть, но не могу отказаться от этого мужчины. Я просто позволю себя поцеловать, я так нуждаюсь в его силе, мне так приятно чувствовать на себе его тяжесть.
Тимур целует долго, протяжно, изнуряюще. Его руки скользят по моему телу, и оно будто просыпается. Я чувствую ласки каждой клеточкой, каждым нервом.
Из глубины поднимаются сладкие волны, пронизывают тело, сводят низ живота, заставляют поджимать пальцы на ногах. И я тоже потихоньку начинаю ласкать Тимура. Глажу его волосы, щеки, затылок. Он разрывает поцелуй и упирается в плечо лбом.
— Не могу больше, Ника, — слышу прерывистый шепот, — я же не железный. Если нет, оттолкни, я уйду. Но сам не могу оторваться, хочу тебя.
Обнимаю его за шею и смотрю в потемневшие глаза.
— Не могу, Тим, — шепчу, — я тоже не могу. Только…
— Что? — он смотрит не понимающе, и я говорю в самое ухо.
— Я боюсь.
Тимур наклоняется, очень нежно захватывает губами губы и шепчет:
— Я сам боюсь. Больно тебе сделать боюсь.
