Нас сносит все больше. Поцелуи становятся все глубже и неистовей, Тим отрывается от меня и ползет вниз, прокладывая губами влажные дорожки.
Это так ярко, так остро, так горячо! Я выгибаюсь дугой, цепляясь за простыни, прошу то остановиться, то не останавливаться. В его руках я будто податливая плавящаяся масса, и он делает со мной все, что хочет. И я взрываюсь, разлетаюсь на осколки, цепляясь руками в густые волосы.
Тимур снова возвращается ко мне, жадно целует, обхватывает руками лицо и начинает медленно заполнять меня собой.
Мы оба дышим громко и надсадно, его губа закушена, а я свои постоянно облизываю. На лбу Тима выступают капельки пота, собираю их ладонью. Цепляюсь в мускулистые плечи, и он тут же останавливается, напряженно вглядываясь в мое лицо.
— Ника, больно?
Качаю головой, он упирается до основания и накрывает мои губы своими.
— Девочка моя, сладкая, — шепчет, целуя так, будто не может напиться. — Как же мне тебя не хватало…
Он начинает двигаться так нежно и бережно, словно я сделана из тончайшего стекла и в любой момент могу рассыпаться на осколки. Я постепенно расслабляюсь, боли нет, наоборот, появляется давно забытое томление. Закручивается спиралью, нарастает внизу живота, я начинаю двигаться вместе с Тимуром.
Он как в бреду покрывает меня поцелуями, впивается в рот, кусает подбородок и стонет в губы.
— Хорошо, Ника, как же мне хорошо с тобой, сладкая моя…
Меня первой уносит на финишную прямую, Тимур успевает выйти и вжимается в живот, сдавливая меня в стальных объятиях. Беру его лицо в ладони, целую глаза, он находит мои губы и…
Из детской доносится плач, и мы как по команде вскидываем головы.
— Успели! — выдыхает Тимур и улыбается мне в губы. — Иди в душ, я ее переодену.
Встает, вытирается полотенцем, подбирает с пола штаны и идет в детскую.
— Кто там уже скандалит с самого утра? — слышу его ласковое. — Полинка проснулась? Моя девочка маленькая! Иди к папе, будем памперс менять.
Внутри разливается теплое, щемящее чувство — я люблю их обоих, и Тимура, и нашу дочку. В ванной смотрю на свое отражение — растрепанная, зацелованная и счастливая. И даже стоя под душем не перестаю улыбаться.
***
Тимур
Я не входил, вползал. Никогда так не боялся причинить боль, потому что слишком хорошо помнил собственное бессилие и свои обещания. Сто раз уже проклял себя — разве нельзя просто жить вместе и растить ребенка? Но когда почувствовал под собой ее тело, как с ума сошел.
В конце концов, я обещал не трахаться, а то, что между нами — это совсем другое. Ни с кем больше, никогда я такого не чувствовал. И точно знаю, что не будет ни с кем, только с ней, с Никой.
Потому и накрыло, когда она сказала, что ей замуж за меня нельзя. Я что, совсем ущербный? И она меня просто терпит из страха, что я Польку заберу?
Так херово стало, передать не могу. Будто в дерьмо с головой окунули. Особенно когда накатывает, как я прогонял ее, а она упорно возвращалась. Ночевать у ворот была готова, лишь бы дочку увидеть.
И главное, я теперь понимаю, что элементарно боялся. Снова попасть в зависимость, снова растекаться безвольной лужей, когда вижу ее, когда трогаю, когда тону в черных, огромных глазищах.
И попался, сходу попался, стоило заглянуть в распахнутые глаза и увидеть желание. Даже не пытался остановиться, только сдерживал себя как мог.
Сейчас сижу за рулем, вспоминаю как мы оба сгорали, и улыбаться хочется. Врет моя девочка, сладкая моя, родная. Врет. Не только из-за Польки она со мной.
