Девушка из высшего общества - страница 17
Лили оставила Уилла с Хасинтой, заявившей, что у нее большой опыт работы няней, и отправилась приводить в порядок брови. Пройдя по Медисон-авеню, она зашла в офисное здание в Мидтауне, где располагались в основном архитектурные бюро и художественные галереи, и поднялась на лифте в крошечный, пропитанный ароматом сандалового дерева и заставленный индийской мебелью спа-салон, существование которого было одним из самых больших секретов Нью-Йорка. Сюда приходили все редакторы отделов красоты модных журналов, чтобы придать бровям идеально изогнутую форму, здесь это стоило всего двадцать долларов – мелочь по сравнению с восковой процедурой за восемьдесят, которую они рекламировали в своих изданиях.
Лили села на скамью резного дерева и, ожидая своей очереди, попыталась разобраться, что именно так раздражает ее в новой машине Роберта. Прежде всего то, что она куплена по инициативе Джозефин, постоянно выискивающей способ привязать сына к себе. Потом, это ведь все-таки «порше». По этому поводу она свое мнение высказала. И третье – именно это не нравилось Лили больше всего: ей казалось неправильным, что Роберт ездит на красном спортивном автомобиле за девяносто семь тысяч долларов (цену она посмотрела в Интернете), в то время как ей все чаще приходится экономить на органическом молоке. Конечно, нельзя ожидать, что муж откажется от подобного подарка – разве мужчина в трезвом уме способен на такое? – но, черт возьми, это было несправедливо.
Когда Лили узнала, что Роберт из очень обеспеченной семьи, то пообещала себе, что никогда не будет зависеть от него материально. Если ему хочется дарить ей милые подарки на Рождество или день рождения, зачем отказываться? Но она не собиралась становиться одной из тех дамочек, которые ежедневно опустошают свои кошельки в «Барниз», «Бергдорф» или в «Блисс». Во-первых, Лили воспитана по-другому. Возможно, она относилась бы к этому иначе, но уход за собой и покупки были для нее скорее удовольствием, а не привычкой. И во-вторых, хотя ей чрезвычайно нравились эти занятия, она считала, что жизнь, посвященная только маскам из папайи и покупке дизайнерской обуви, напоминает печенье с шоколадной крошкой, которое, если ешь каждый день круглый год, в конце концов начинаешь ненавидеть.
Ее мать, не проработавшая в своей жизни ни дня, не понимала плюсов финансовой независимости. Женщины, совмещающие дом и офис, всегда оставались для нее загадкой, а феминизм заключался в возможности платить чеком с банковского счета мужа.
– Если можно потратить его деньги, зачем иметь свои? – усмехалась она, оплачивая в магазине очередную помаду «Кристиан Диор» или туфли на высоких каблуках от Чарлза Джордана.
Продавщицы понимающе хихикали, а Лили стеснялась и краснела. И дело не в том, что ей хотелось, чтобы мать была одной из тех феминисток, которые пьют соевое молоко и не носят бюстгальтер, но зачем вести себя так старомодно и нелепо?
Теперь, по прошествии многих лет, Лили понимала, что не было ничего плохого в том, что женщины поколения ее матери (и предыдущих) пожинали плоды трудов своих мужей. И все же ей самой хотелось быть более независимой и свободной и не полагаться на мужа в решении своих проблем, как финансовых, так и других.
Нельзя забывать и о будущем Уилла. А судя по тому, как обстояли дела, надеяться на новую работу Роберта было бессмысленно – это стало для Лили отрезвляющим открытием. Ей не хотелось верить, что его может устраивать жизнь бездельника, существующего на доходы от трастового фонда, разъезжающего на «порше» и бросающегося к матери по первому зову. Если такое произойдет, ей, возможно, придется уйти от него. А если она решит остаться и терпеть, то должна будет взять на себя роль добытчика. Дети требуют денег, а в Нью-Йорке особенно. Хотя даже в таком городе, как Нэшвилл, ей пришлось бы начинать карьеру заново, чтобы обрести уверенность в том, что у нее есть полноценная работа, а значит, если потребуется, она сможет вырастить Уилла одна.