– Лучше поберечь гнев до завтра, хм?
Я вздыхаю. Старина Джин знает, на какие клапаны нужно нажать, чтобы помочь мне выпустить пар.
– Миссис Инглиш уволила меня.
Пока я рассказываю, как было дело, Старина Джин прихлебывает горячий ячменный отвар, вставляя в паузы свое мелодичное хм, благодаря которому я говорю чуть медленнее и не так возмущенно. Это хм звучит так часто, что я уже не обращаю на него внимания. Наверное, Старина Джин приобрел эту привычку, проводя много времени с лошадями. «Хм?» – его способ показать, что ему важно мнение кобыл и жеребцов.
– Теперь мне прямая дорога на хлопкопрядильные фабрики, – бормочу я. Туда берут всех, кто готов долгими часами сучить нитки и наматывать их на катушки. Но, конечно, на такой работе можно остаться без пальца или, того хуже, лишиться жизни, поэтому фабрики и называют «опасным производством».
Старина Джин, ужаснувшись, делает слишком резкий вдох и разражается приступом кашля, а я начинаю жалеть о сказанном. Мне кажется, что кто-то схватил Старину Джина за плечи и трясет его, пытаясь вытряхнуть из карманов мелочь. Думаю, во всем виновата сырость. Когда идут затяжные дожди, из угла Старины Джина доносится запах плесени.
Сделав два шага, я оказываюсь на «кухне» и беру чайник, стоящий на угольной печке. Дым из нее выходит в ту же трубу, что и дым из камина в типографии, поэтому мы топим только тогда, когда в камине горит огонь. На наше счастье, жена издателя, страдающая артритом, предпочитает тепло.
Я наливаю еще ячменного чая. Старина Джин кивает в знак благодарности; его вытянутое лицо покраснело и перекосилось. Седые волосы растрепались из-за судорог.
– Робби сказал, что какие-то из новых микстур хорошо помогают от кашля.
– Лучшая микстура – это время. – Старина Джин скользит взглядом по паре старых рабочих ботинок, стоящих у стены, – там мы прячем деньги. Мы всегда были бережливы, но в последнее время Старина Джин стал по-настоящему скуп. В прошлом месяце я потеряла четвертак – он провалился в дыру в кармане, – и Старина Джин не мог спать целую неделю. – Нужно копить на твое будущее.
– Наше будущее.
Старина Джин мне не родной отец, но я уже не представляю свою жизнь без него. Кем бы ни были мои родители, они наверняка знали, что Старина Джин – самый надежный холостой китаец во всей Атланте, и поэтому оставили меня с ним. В Китае Старина Джин был школьным учителем, поэтому передал мне все свои знания. Несколько дядюшек, которых Старина Джин пустил жить с нами, – батраки, копатели канав и бурильщики – по очереди присматривали за мной, но кормившей меня матери Робби платил именно Старина Джин. И он же остался со мной, когда остальные разъехались.
Старина Джин цедит чай, и его дыхание понемногу выравнивается.
– Да, на наше будущее. – Медленно вдохнув, Старина Джин отставляет чашку. – Как ты смотришь на то, чтобы снова устроиться к Пэйнам?
Я слишком громко фыркаю, но лицо Старины Джина остается невозмутимым.
– Ты серьезно?
Старина Джин кивает:
– Сможешь каждый день видеться с Ноэми.
– Это было бы чудесно, но…
– И сможешь кататься на Картофелине.
У меня в памяти всплывает образ нашей вороной кобылы. Старина Джин еле уговорил мистера Пэйна, чтобы тот не позволил старшему конюху Джеду Криксу застрелить Картофелину – еще жеребенка, – когда ее из-за хромоты отвергла мать. Мистер Пэйн сжалился, отдал Картофелину Старине Джину и даже разрешил ему за отдельную плату держать лошадь в поместье.
