– Александр! Я так и знала!
– Что… «я так и знала»?..
– Александр всегда сумеет защитить, и от сатиров тоже. От шести сатиров… Я их ненавижу. Только покажешься – они тут как тут! Я знаешь что бы сделала, если бы догнала: всем бы лишнее удалила… сорняки опять же. А потом во-он на тот кизил бы повесила… Красиво!
Сашка, угнетенный, молчал. Тая, заглянув ему в лицо, что-то почуяла:
– Ничего не бойся, ты ведь не сатир, Александр!
Конечно, какой из него сатир: Сашка был девственником. Однако фантазии красавицы его пугали. И еще эти… сатиры… почему «сатиры»?! Хотя – пускай будут сатиры: уж получше, чем именовать незваных гостей гастарбайтерами; еще бы полтергейстами назвали…
Некоторое время шагали молча; Сашка приотстал завязать шнурок на кедах и смотрел на нее, удалявшуюся: шла она удивительно грациозно, почти не опираясь на черные от грязи пятки, цветастый подол закручивался вокруг ног, пошив платья был такой, какой нравился его бабушке: на талии сборка «татьянкой». Ее руки, открытые до плеч, икры, точеные лодыжки – да и все тело (он помнил!) – были бледно-янтарными, как будто она бегала под солнцем нагой.
Рюкзак спокойно лежал под тенистой черешней; Сашка с удивлением наблюдал, как тщетно пытается девушка сорвать плотно закрученную пробку. Наконец отнял бутылку и отвинтил крышку – Тая осушила бутыль в несколько глотков, а на то, чтоб умыться, воды уже не хватило.
– А ты что в лесу делала? – задал Сашка вопрос.
– Шла, – отвечала она.
– Куда шла?
– Это еще надо увидеть… Я ведь еще в пути. Когда приду – узнаю.
– Они не обидели тебя там, в лесу, пока я не появился?.. Ну, эти – сатиры…
– Что ты! Я быстро бегаю.
Сашка кивнул и продолжил расспросы:
– Ты студентка? – он вспомнил вдруг про студенток МГУ, красавиц в ярких юбках, которые во времена молодости его напарников приезжали в колхоз имени Ленина на трудовую практику.
– Да, я студентка, – легко согласилась она. – Учусь, когда студено.
– Трудовая практика?
– Трудовая практика.
– И ты не одна сюда приехала?
– Нет, не одна.
– Чем добирались: самолетом или поездом?
– Скорее, само-летом.
– А где остальные?
Тая внимательно поглядела по сторонам – и никого, конечно, не увидела, кроме Сашки.
– Не знаю, – растерянно сказала девушка. – Я должна их найти. Пожалуй, мы потерялись. Эти сатиры… С ними с ног собьешься…
– Это так, – согласился Сашка. – А вы чай к нам приехали собирать?
– Нет. Зачем его собирать… Пускай растет.
– Тогда в чем заключается практика?
Тая задумалась, наморщив лоб.
– Это я должна выяснить.
– А где ты остановилась?
– Остановилась? – девушка встала. – Здесь.
Сашке пришлось взять ее за руку, чтоб она стронулась с места. Он собирался спросить Таю, где ее сумка: с мобильником, косметичкой, расческой, ну и всякой фигней, без которой ни одна уважающая себя девушка не выйдет на улицу, – не потеряла ли она ее, может, стоит поискать, но… не спросил. Все больше он убеждался, что, ударившись головой, девушка получила какое-то поражение мозга, может быть, даже органическое…. и теперь он за нее в ответе. Нельзя сказать, чтоб Сашке это не нравилось.
По телу горы, разделив ее скальпелем на два хребта, среди пьяного леса, косо росшего по склонам, бежал Змейковский ручей – подтачивал корни деревьев, перескакивал плотины из бурелома, срывался водопадными струями; благодаря вчерашнему ливню в нем можно было искупнуться. У истоков ручья били из-под корней бука, граба и каштана три ключа, измайловцы поднимались туда по воду – с ведрами, бутылками, флягами, – причем в каждом из ключей вода отличалась по вкусу: железистая, магниевая, сульфатная.
