Читать онлайн Вячеслав Кислицын - Как просто. Книга стихов

ISBN 978-5-0051-8980-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

НОСТАЛЬГИЧЕСКИЙ ПЕПЛУМ

Люблю я, братцы

Из юбилейного цикла

Люблю я, братцы, по старинке,

бродить дорогами в пыли

и собирать в ладонь росинки,

рукой качая ковыли,

и верить – мир устроен просто,

как слово «нет» и слово «да»,

что с первых дней и до погоста

для всех горит одна звезда.

Ногой босой ступать по травам,

в которых небо и цветы.

Ты дал мне, Боже, это право —

смотреть на звёзды и кресты.

Чтоб верить в жизнь и чтить могилы,

молиться, молча, у икон,

любить, любить – ты дал мне силы

в тот день, когда я был рождён.

27.10.2018

Юношеское ностальгическое

Из юбилейного цикла

В берёзовой роще у дома

кукушки считают деньки,

я юн, и с тобой мы знакомы,

шаги твои в травах легки.

Слышны они слева и справа,

над речкой поднялся туман,

он, молча, ползёт к переправам,

а солнце крадётся к домам.

Пастух гонит сонное стадо,

и мы провожаем его,

и ты мне как будто бы рада,

и осень ещё далеко.

Поют петухи перекличку,

в туманах сменив соловья.

Ты крутишь задорно косичку,

смеётся деревня твоя

над парнем с рабочих окраин,

панельных трущоб городских.

Читаю, насмешку читаю

в глазах голубых, колдовских.

28.10.2018

Ностальгический пеплум

Из юбилейного цикла

Река Уфа. Тень Пугачёвских сопок,

и где-то в плавнях бродит Салават.

В намокших джинсах высыхает хлопок

Montan-ой местной жестко-грубоват.

Нас трое в лодке и одна собака.

А там, на Темзе, Джером К. Джером,

(и как гладка, и так бела бумага)!

Мы с Салаватом за его окном.

Клюёт чебак, подлещик и сорожка,

и пескари длиной в ладонь руки.

Слегка занудно в уши лезет мошка,

а Емельян поднял свои полки.

Красноуфимск не выдержал осаду,

казаки пьют хмельную сон-траву.

А нам бы просто не попасть в засаду,

на поезд сесть и покорить Москву.

Где жжёт огонь в ковше Олимпиада

(и лишь одних американцев нет),

двенадцать лет до полного распада,

молчит Таганка, замолчал поэт.

Трещат над сопкой шумные сороки,

и Пугачёв ещё не убиен,

ещё не все известны даты, сроки.

Ещё поет со сцены Джо Дассен.

Мы у костра, а в небе тают звезды,

в Уфу со свечек оплывает воск.

К огням жучки скребутся по берёсте,

в траве кузнец стрекочет – виртуоз…

24.11.2018

Сегодня, тридцать лет спустя

Из юбилейного цикла

Сегодня, тридцать лет спустя,

Опять осада Ла-Рошели,

Чертить по судьбам параллели,

На всё смотреть полушутя.

Когда прорехи есть в строю,

Ты весь из олова и стоек.

А первый тост фатально горек

За тех, кто где-то там, в раю.

И вспомнишь: бравый зампотех*,

Он твой сапог срезает ловко,

Освобождается сноровка

Идти до Бога без помех.

Но болью рук родных тепло,

Что разрывает расстоянья,

А я уже стою на грани,

И ты идёшь смертям назло.

Уходит дамочка с косой,

У полосы несжатой мама,

Закрыв меня, стоит упрямо,

А я голодный и босой.

Не тороплюсь коснуться звёзд…

Под утро продолжают сниться

Немых друзей живые лица…

И поднимаю первый тост.

*Зампотех – заместитель командира роты по технической части.

Декаданс

Из юбилейного цикла

Ты искал квадратуру круга,

необъятность не мог объять.

За окном бушевала вьюга,

выстывала за ночь кровать.

Ты на звёзды смотрел в колодцы,

на ладонях не видел схем —

там зияли прорехой донцы

нерешаемых теорем.

Сальвадорами да́ли мерил

и обменивал на рубли.

Всем вождям с трубкой мира верил,

что прекрасное есть в Дали́.

Но в Дали́ было так далёко,

а хотелось при жизни – в рай,

чтоб по полной, чтоб всё глубоко,

чашей полною через край.

Но стоишь у открытой две́ри

или, может быть, у двери́,

очень хочешь ещё поверить,

или просто поговорить…

21.11.2018

Огонь вечерний

Из юбилейного цикла

Ты видишь вновь огонь вечерний

небесных далей и кочевий,

ступив ногой на Млечный путь,

толчком вселенную качнуть.

Но неуверенная поступь

мешает всё познать на ощупь,

на вкус, на запах или цвет,

а за спиной парад планет.

И тень померкнувшей Эллады,

эфес от сломанной эспады.

И все слова звучат в рефрен,

и твой разрушен Карфаген.

И уплывает каравелла

под «болеро» Maurice Равеля,

со шпагой мальчик постарел,

а в небесах амур без стрел…

Но тает снег в его ладошке,

и солнце прячется в лукошке —

нехитрой клоунады трюк,

аплодисменты… ловкость рук…

07.11. 2018

Ноябрь 28 – е

Из юбилейного цикла

Не люблю свой ноябрь: в нём погода нема и фальшива.

Не люблю его снег, тот, который крупою в лицо.

Не торопятся дни, и в часах стрелки крутит лениво

Бог в забавах своих, наметая сугроб на крыльцо…

Белым снег, белым стих, белым дым в белом мареве бели.

В белой гвардии снов у домов замерзают полки.

И метут над страной, завывая, как волки, метели,

И трещат у дверей под замком от зимы косяки.

Но котельная топит, и небо коптит над трубою,

И тепло по домам нескончаемо гонит насос,

Значит, я ещё жив и не треснул от счастья губою,

И до белых одежд этот мир не дожил, не дорос.

Выхожу я во двор – в снежный двор на привычный мороз…

40 Лет ВЛКСМ

Ветры крутят земные сферы,

сквозняки продувают шар.

Есть желанье закрыть портьеры

и не видеть ночной Монмартр.

Разлетелся Париж по свету,

эх, забыть бы о нём совсем.

Рядом улица сквозь планету —

«Сорок лет ВЛКСМ»

И кручусь я на ней, как белка,

и рулю свой вопрос-ответ.

С кем сегодня «забита стрелка»,

чьих сегодня в помине нет?

«Савва Сербский» звучит набатом,

над крестами снега кружа́т.

И стоим мы под снегом с братом:

– Где же сила и правда,

брат?

Вкусом из детства

Вкусом из детства в мундире картошки.

Льётся из крынки в стакан молоко,

ломоть ржаного, на блюдечке крошки;

домик в деревне, сезон отпусков.

Лает Трезор во дворе у забора

и сторожит незакрытую дверь,

дед возвратился с ночного дозора,

утро встречает колхоз без потерь.

Утро встречает «Заря коммунизма»,

и горизонты за лесом видны,

солнце вливается тёплой харизмой

в каждого жителя лучшей страны.

Всё ещё живы.

Гагарин и Брежнев

слева божницы* под богом висят,

бабушка ножичком ломтики режет

«Докторской», круглой, за два пятьдесят…

*Божница – подставка под иконы, киот.

КАК-ТО ТАК

Как просто

Как просто – первым было слово

и всей материи основа

стояла во главе угла.

Яйцо над курицей смеялось,

рассвету солнце улыбалось,

жужжала над цветком пчела.

Как просто – ты сказала: – Здравствуй.

Вот я, бери меня и властвуй.

Мы можем жить и в шалаше,

но чтобы комнат было восемь,

давай у Бога их попросим,

рисуй его в карандаше.

Как просто – белый лист бумаги,

доспехи Бога – латы, краги

и сострадание в глазах.

Несутся дни, проходят годы,

меняя страны и народы

в лесах, в горах и во дворах.

Как просто – внуки ходят в гости,

к дождю скрипят в суставах кости,

призывней купола церквей.

На лето – сад, цветы на грядках,

оставлен город в стройплощадках,

но комнат в доме только две.

Как будто ни при чём

Олегу Ягодину

Для куртки с шапкой – личный номерок,

здесь всё берёт от вешалки начало,

программку в руки вместо опахала,

а лицедейство наше не порок.

Давай опять без паузы начнём

и не закончим до финала действо,

продолжит Ричард совершать злодейства,

а мы с тобой как будто ни при чём.

Ведь мы с тобой совсем «не при делах»,

но ждёт антракт неравнодушный зритель,

он здесь один – по праву, победитель,

а мы паяцы на его зубах.

Он перемелет тонкости игры

с тирамису под кофе с карамелью

и нарисует графику пастелью

там, где в постели сразу три сестры.

Так был ли мальчик, разве в этом суть?

Рояль в кустах молчит без пианиста:

где Летний сад открыт для интуриста,

там, где Крылов задумчивый чуть – чуть.

Ты идёшь босиком по дороге

Ты идёшь босиком по дороге,

На устах и в улыбке вопрос:

– Кто омоет уставшие ноги,

Что расскажет воскресший Христос?

А вопрос не допрос, но похоже,

Вышло время Марий Магдалин,

Не согреть им озноб твой на коже,

И не создан ещё аспирин.

Тайны вечере скрыты от взора,

И голгофа стоит без креста.

На дорогах до Рима дозоры.

И молитвы не тронут уста.

Впереди силуэт на осляти,

Горизонта размытый обрез,

Не по силам Афине Палладе

Щит подставить под манну с небес.

И ничто в этом мире не вечно

(Эпикур, Диоген и Сократ),

Доверял им всецело, беспечно,

Отстранённый от службы Пилат.

И закончил он жизнь на дороге…

Для него это был не секрет —

Если смерть замерла на пороге,

То тебя для неё как бы нет.

Внук в окно смотрел, как падал снег

Женьке

Мудрец Пилат был «добрый человек"*,

но больше смерти он боялся слова.

За ним был Рим, а в Риме вся основа,

основа Рима таяла, как снег.

А Этот знал – есть после жизни жизнь,

и что не раз ещё душе родиться,

чтобы в потомках словом повториться,

и впереди есть век себя постичь…

Он преломлял свой хлеб и пил вино,

Он знал, как больно в тело входят гвозди,

как гвозди с хрустом рвут в ладонях кости,

что это всё терпеть Ему дано.

А на дворе был двадцать первый век,

мы с сыном шли, друг в друге повторяясь,

светило солнце, в стеклах преломляясь,

и внук в окно смотрел, как падал снег.

* «Добрый человек» – М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Параллели

И вот она, вся от «Шанель»,

заходит в новенькой шинели

(шинель рифмуется с постель),

а ветер крутит параллели.

Шумят шторма у мыса Горн,

Бермудом треплет треугольник;

кино и немцы… есть попкорн,

есть белый снег – почти покойник.

От реагентов почернел

(дороги чёрные в России),

и чьи-то руки ищут мел

переписать судьбу мессии.

Успеть до крика петуха

отречься трижды, это ж надо!

По совокупности греха,

по совокупности расклада.

На веки. Присно. Даждь нам днесь

один серебреник на сдачу,

Шанель. Кресты. Благая весть.

И за свечой святые плачут…

Знать бы только

Чьё-то «счастье не за горами»*,

Но не в реках Уральских гор.

Мы крутили свой глобус сами,

Помню, пили тогда «Кагор».

А «географ» кричал: -Амбарчик!

(То ли бухта, то ли село?).

Он твердил: – Там заветный ларчик!

Там в другие миры окно!

«Математик» рубил глаголом

И считал корабельных крыс,

А «историка» клял монголом,

Разделимостью биссектрис.

Параллельность была в границах

И директорский жгла каблук.

Не менялись поэты в лицах,

«Англичанку» любил «физрук».

Всё обычно и по программе,

Под устойчивый политес:

Всё сводилось к банальной драме,

И в поэта стрелял Дантес…

Моет камень привычно Мойка,

Ищет счастье народ с утра,

Счастье есть, там его – хоть сколько,

Знать бы только, где та гора…

* «Счастье не за горами» – арт объект на набережной реки Кама в городе Пермь

Зима, твои руки белые

Ах, зима, твои руки белые

Мне за шиворот сыплют снег,

Губы алые, заиндевелые,

И глаза под покровом век.

Я согрею тебя дыханием,

В душу вылью бокал вина,

Я горю этим диким желанием…

Разве это моя вина?

Я к тебе прибегал по снегу,

Чтобы губы твои целовать,

Но в сугроб ты меня: с разбегу,

А мечталось к тебе в кровать.

Ах, зима, страсть моя голодная,

Можно плакать и водку пить,

Для меня ты всегда холодная,

Я привык вас с весной делить.

Как-то так

А сегодня как-то так:

минус восемь за окошком,

дочка дочку родила;

куртку к новеньким сапожкам

в тон и цвет жене купил.

На Урал ползут морозы,

снег под утро заходил,

зацвели в горшочках розы.

И на веточке лимон

набирает вес и силу.

На душе звучит шансон,

напрягает дворник жилу:

выметает белый снег,

и вокруг растут сугробы,

чтоб ходить мог человек.

Да и просто – чтобы, чтобы…

07.12.2018

Опять снега

Опять снега́, а ты грустишь.

Зачем, послушай?

Когда вокруг такая тишь

и ветры кружат.

В печи огонь, горят дрова,

стреляют сухо.

Мороз рисует кружева,

скрипит старуха —

берёза прямо за окном,

склонивши ветки,

(вы стеснены одним двором),

как две соседки,

где вам вдвоём встречать весну,

встречать рассветы,

смотреть ночами на луну,

на хвост кометы.

И, может, кто-то постучит

однажды в двери,

и скрип берёзы замолчит,

ему поверит…

Снежный человек

Вот и выпал снег.

Замёл дорожки.

Он пришёл сегодня, белый снег.

Я засунул в варежки ладошки,

Я сегодня снежный человек.

Вперед

Читать онлайн Вячеслав Кислицын - Как просто. Книга стихов

Похожие книги