Он улыбнулся мне в ответ своими грустными темными глазами.
– По крайней мере, во сне, да. Ты даже во сне не хочешь называть меня Себастьяном, Мелисанда?
Я была смущена и боялась отказаться от формальностей даже в такой фантастический и нереальный момент.
– Согласна… Себастьян.
Его руки крепко и игриво обхватили мою талию.
– Ты умеешь танцевать, Мелисанда?
– Нет.
– Тогда позволь мне вести тебя. Думаешь, у тебя получится? – подозрительно посмотрел он на меня.
– Думаю, что нет, – искренне ответила я.
Он кивнул, нисколько не смутившись моей искренности.
– Даже во сне?
– Я никогда не вижу снов, – недоверчиво сказала я.
И, тем не менее, я это делала. Это было неоспоримым фактом. Потому что это не могло быть реальностью: я в ночной рубашке в его объятиях, его нежный взгляд, отсутствие инвалидной коляски.
– Надеюсь, что проснувшись, ты не будешь слишком разочарована, – задумчиво произнес он.
– Почему я должна быть разочарована? – полюбопытствовала я.
– Я стану героем первого сна в твоей жизни. Тебя это не разочарует? – он серьезно и испытующе смотрел на меня.
Потом он отстранился, но я положила ему руки на плечи, жесткие, как когти.
– Нет, останься со мной, пожалуйста!
– Ты хочешь видеть меня в твоем сне?
– Я не хочу никого другого в моем сне, – смело сказала я. Я напомнила себе, что смотрю сон. Во сне я могла говорить все, что мне приходит в голову, не боясь последствий.
Он еще раз улыбнулся мне улыбкой, прекрасной, как никогда. Он кружил меня, ускоряя ритм по мере того, как я выучивала шаги. Этот сон был настолько реалистичный, что пугал меня. Кончики моих пальцев ощущали мягкость его кашемирового свитера, а под ним – твердость его мускулов...
И вдруг я услышала звон маятниковых часов и засмеялась:
– И здесь то же самое!
Звон часов меня не особо порадовал. Он был резкий, тревожный, старый. Себастьян отстранился от меня, нахмурив лоб.
– Я должен идти.
Я вздрогнула, словно в меня вонзилась пуля.
– Именно должен?
– Должен, Мелисанда. Сны тоже имеют свойство заканчиваться, – в его словах послышалась грусть, приправленная прощанием.
– Ты вернешься? – я не могла отпустить его без борьбы.
Он внимательно посмотрел на меня, как делал это обычно в течение дня в реальности.
– Как я могу не вернуться теперь, когда ты научилась видеть сны?
Это поэтическое обещание заставило сильнее забиться мое сердце, которое и так билось как сумасшедшее от одной только мысли, что я увижу его вновь.
Сон погас, как пламя свечи, и наступила ночь.
Первое, что я увидела, открыв глаза, был потолок с наружными балками, потом слегка прикрытое окно.
Я впервые видела сны.
Миллисент МакМиллиан одарила меня любезной улыбкой, когда я появилась на кухне.
– Доброе утро, дорогая! Хорошо поспала?
– Как никогда в моей жизни, – лаконично ответила я. Сердце готово было выскочить из груди при воспоминании о герое сна.
– Я счастлива, – сказала экономка, даже не догадываясь о моих мыслях, и пустилась в подробнейший рассказ о дне, проведенном в селе. О мессе, о встрече с людьми, чьи имена мне ни о чем не говорили. Как всегда я позволила ей болтать, в то время как мой мозг занялся фантазиями, куда более приятными. Я постоянно посматривала на часы в лихорадочном ожидании встречи с ним.
Было, конечно, глупо думать, что этот день может стать другим, что он может вести себя по-другому. Это было лишь сном и ничем более. Но я, как весьма неопытный в этом вопросе человек, вообразила себя, что сон мог бы продолжиться в реальности.
