– Ага! – Проворные Баськины пальцы так и летают.
– Он ей грубит, швыряет тарелки, задерживает зарплату, а она только плачет, нос красный, голос насморочный.
– Перебор вроде, – задумывается Баська.
– Нормально. Надо сгустить краски, а потом… Может, он вообще хочет пробудить в ней самоуважение, растолкать, ну, там, чтобы она проявила чувство собственного достоинства, понимаешь? А то она такая жалкая и несчастная… и чтобы бросила в него тарелкой или хотя бы выругалась. А на самом деле он хороший.
– Ты так думаешь? – сомневается Баська.
– Я так не думаю, – твердо говорю я. – Но есть законы жанра! Пер аспера ад астра! Через тернии к звездам, или из Золушки в принцессы. Точка.
– А как он в конце концов обратит на нее внимание? – перебивает она.
Я соображаю. Потом выкрикиваю:
– Знаю! По ночам она подрабатывает в ночном клубе стриптизершей!
– Чего?!
– А чего? Нормально. Тут можно шикарные сцены – везде позолота, публика в вечерних туалетах, и стриптизерша… с фигурой! В одних трусиках, золотых, с бахромой. Стрингах. И он в нее влюбляется. Но не узнает.
– А дочка как? – Баська, похоже, заинтересовалась.
– Дочка? Ну, допустим… допустим… она увидела, как горничная репетирует в своей комнате, и пришла в восторг, и поняла, что тоже хочет стать стриптизершей. Тут они и подружатся и начнут репетировать вместе. – (Баська фыркает). – И вообще, она тоже хорошая, но папа не обращает на нее внимания, все время занят, и она, чтобы привлечь его внимание…
– Ага, – скептически хмыкает Баська, – чтобы привлечь его внимание, достает обслугу и гувернанток?
– Ну… да! А что? Скажешь, нет правды жизни?
– И папа-олигарх нарадоваться не может, что дочка вдруг стала делать уроки и не грубит и вообще стала похожа на человека, да?
– Ну! А потом оказывается, что девушка, на которую когда-то напали хулиганы, это на самом деле горничная-стриптизерша, но они друг друга не узнаю́т!
– Не узнаю́т, как же! Совести у тебя нет, – бросает Баська. – Ну, да ладно, не «Война и мир»! Погнали!
И так далее и тому подобное. Творчество, однако!
…Папа Владик улетел на крыльях любви, оставив мне Веню с парчовой торбой и музыкальным инструментом.
Веня деловито вытряхивает деньги из торбы на журнальный столик, смотрит на меня.
– Давай посчитаем, – предлагает он.
– Ты разве не считал?
– Папа считал, но я уже забыл. – Он хитрит, прекрасно он помнит, но ему приятно еще раз подержать в руках свои сокровища. Смотрит на меня умильно.
– А что ты хочешь купить? – спрашиваю.
– Машину! Только папа сказал, еще мало. Пойдем в парк? – В глазах его – ожидание.
Я раздумываю, что ответить, призывая на помощь все читанное или слышанное. Педагог из меня – как китайская танцовщица – сравнение из репертуара Баськи.
Раздумья мои прерывает дверной звонок. Легка на помине, Баська вламывается в прихожую, вихрем проносится в гостиную, со стоном падает на диван и теряет сознание. Веня испуганно смотрит на меня.
– Ничего, Венечка, – говорю я, – тетя очень быстро бежала и…
– Я ее отравила! – заявляет Баська утробным голосом, не открывая глаз. – Посреди семинара по удалению мозолей.
– Чем?
– «Тайдом»!
– И она… согласилась? – Вопрос – глупее не придумаешь.
Она открывает глаза, внимательно смотрит на меня:
– Нет. Но я ее убедила.
– И где же она? – Я все еще не верю.
– Дома. Приехал Воланд и забрал тело.
Неужели правда? Я с сомнением смотрю на Баську. Она мрачна, раздувает ноздри и не накрашена. Последнее обстоятельство пугает меня. Баська даже мусор выносит при полном параде – под девизом «никогда не знаешь».
