– Может, пообедаете, товарищ майор? – засуетилась Ксения, когда мы поднялись на третий этаж. – У меня и борщик свежий. Вчера сварила! Безо всяких добавок, папой клянусь! Для себя готовила.
На слово «борщ» желудок отреагировал положительно. Мозг констатировал, что времени подлить какую-нибудь гадость в еду у моей спутницы не было. А если она всё время будет со мной – то и не будет.
– Я подумаю, – пообещал я. – Что нас ждёт на четвёртом этаже?
– Встреча с прекрасным. Как вы относитесь к поэзии, Степан Борисович?
– К поэзии, в смысле: «Буря матом небо кроет…»? Тьфу ты, там, вроде как-то по-другому было?
– Уже неважно. Звоните, – напарница сделала приглашающий жест к двери с номером «41».
Я позвонил.
– А кто здесь живёт? – уточнил я запоздало.
– Поэтесса, – тоном «кто же ещё?» ответила Ксения.
– Ну это не страшно.
– Как сказать. Как сказать…
В этот момент дверь распахнулась. Причём, уже после звонка, а не до, что, несомненно, говорило в пользу поэтессы!
Не знаю, зачем жильцу из тридцать шестой потребовалось ехать в Египет. Здесь обитала прекрасная мумия. В смысле, образцовая. Высокая, тощая, с торчащими из сарафана острыми, как катана ниндзи, плечами, бледными, с зеленцой, волосами и выдающимся носом, задранным вверх.
– Вы за автографом, дорогие мои? Приходите на творческий вечер! – сходу приголубила нас поэтесса и попыталась закрыть дверь.
– Нет, я из полиции, – показал я удостоверение, раз девушке не хватило моей формы с погонами. – Хочу задать пару вопросов.
– И всё равно, приходите на мой творческий вечер! – оживилась блондинка. – Завтра, в семь вечера, в нашем коворкинге на первом этаже! Думаю, мы сможем организовать для вас свободное место. Мы за сотрудничество с властями! – Она мелко кивала головой, будто клевала носом.
– Если буду свободен, – ответил я, чтобы не расстраивать блондинку. Так-то я по стихам не очень, прямо скажем. – Скажите, пожалуйста…
Девица остановила меня жестом.
– Минутку. Вдохновение… – Она приложила два пальца ко лбу и прикрыла глаза: – Сегодня меня посетил полицейский, И я испугалась внезапно недетски. Сурово взглянул на меня он, а я Присела, не в силах понять… – тут её подвывающий голос стих, и глаза беспомощно распахнулись. – Не в силах понять…
Она смотрела на меня, будто в поисках рифмы. Но, боюсь, самый очевидный вариант ей бы не понравился.
– Вам нечего бояться, если вы не делали ничего противо…
– …Ничего! – воскликнула блондинка торжествующе. – Бессильно взглянула я на него, Не в силах понять ничего, ничего…
Она развела руки в стороны, будто ждала бурных, продолжительных аплодисментов.
– Чтобы вы что-то поняли, предлагаю дослушать вопрос до конца. Как вас зовут?
– Мирослава Лесная. Поэтесса. – Тут зеленоватая блондинка повернула лицо в полупрофиль, видимо, считая, что в таком ракурсе она выглядит лучше. – Правда, прямо как Ахматова?
Я неопределённо пожал плечами:
– Когда вы в последний раз…
Девица вновь заткнула меня поднятой ладонью и приложила пальцы к переносице, будто у неё внезапно заболела голова.
Может, и заболела.
Кто их, этих творческих натур поймёт?
– Меня заподозрил он в страшных грехах. А ведь не «ох», а я ведь ни «ах»! Он будет сейчас приговор объявлять, – трагически продолжила она. – А мне и сказать-то нечего…
И тут она снова зависла.
А мне очень захотелось закончить в рифму.
– Я не выдвигаю никаких обвинений!
– В ответ! – засияла она. – Он спросит: скажите, сколько вам лет? Загадочно я промолчу лишь в ответ.
