Наутро я пошёл возвращать мопед Коле. Его я нашёл копающимся в гараже, одетым в кирзовые сапоги и тюремный ватник. Как я узнал позже к Коле накануне заходил участковый и пригрозил, что посадит его за тунеядство, если тот официально не устроится на работу. Видимо, Коля уже представлял, как будет сидеть в тюрьме, раз на нём были кирзачи и фуфайка. Настроение у него было, по-моему, хуже не придумаешь. Во всяком случае, из –за всех этих неприятностей Коля в тот день был сильно нетрезв.
Зайдя в гараж, я что –то начал бормотать про маму и про её нежелание дать мне деньги. Коля, слушая меня, мрачно курил, отхлёбывал попутно что-то из бумажного стаканчика и нехорошо ухмылялся. Потом я, когда я на один миг замешкался и опустил голову, я вдруг увидел у себя перед глазами такой салют, по сравнению с которым нынешний фестиваль пиротехники на Мальте, просто искры от зажигалки. Это Коля мысом своего кирзача залепил мне между глаз. Боли я даже не ощутил, настолько всё это было внезапно. Целую неделю потом на лице у меня был огромный синяк, который делал меня похожим на Критского быка и героя греческих легенд Персея одновременно. До сих пор при виде греческих иллюстраций в детских книжках, у меня начинает болеть переносица.
Целую неделю потом я не ходил в школу. Глядя ежедневно в зеркало на синяк, который становился то лиловым, то синевато -жёлтым и крайне медленно сходил: я думал, нет, от родителей помощи ждать нечего, надо рассчитывать только на себя.
Однако, если вы думаете, что уличные встряски были у меня единственной проблемой, то ошибаетесь.
Мы жили в коммуналке, где нашими соседями была вполне приличная семья с Украины. В отличии от нашей семьи, они никогда не ругались, жили дружно и мечтали лишь о том, чтобы мой отчим этим вечером не напился и не устроил скандал, потому что шум мешал им заснуть и из –за этого они могли проспать на работу.
А отчим мог прийти с работы пьяным, выстроить нашу семейку в колонну, достать нож и спросить: кого первым? Ему видимо не давали покоя лавры Римского гражданина, который по закону мог убить свою семью в любой момент, причём за это ему бы ничего не было. Но возможно, что он просто выяснял, какой глубины чаша терпения у моей мамы. А у неё, между прочим, оказалась довольно глубокая чаша. Верящая в семью, она прожила с отчимом почти двадцать лет, прежде чем с ним развелась.
Отчима очень забавляло, как мы дрожим. Похоже, чужой страх его окрылял. А, может, и возвышал. Мать, думая, что её сейчас на самом деле начнут убивать, принималась умолять его, плакала, брала на руки мою сестру, показывая, что это его дочь и как же он может её убить? При этом она причитала довольно мерзко: Володенька, не надо, давай я сделаю всё, что ты хочешь…». Странные игры были у взрослых в то время.
Скажу честно, я мать осуждал, думая: кого ты собираешься ублажать, дура? Этого ублюдка? Конечно, спустя годы я понял, что людям иногда не приходится выбирать, с кем жить.
Нашим соседям по коммуналке, о которых я уже говорил, такие сцены были неведомы. Их глава семьи дядя Семён не напивался, не угрожал семье ножом или там монтировкой, хотя работал обычным крановщиком, и жили они по -моему вполне мирно.
Жену дяди Семёна звали тётя Шура. Ещё у них была дочь Марина. Иногда я рассказывал тёте Шуре и дядя Семёну про школу. Поскольку я любил выдумывать и себя выставлял молодцом, а учителей дураками, то дядя Семён во время моих рассказов, поглядывал недоверчиво на жену, а один раз даже откровенно покрутил себе пальцем у виска. Но я на него за это не обижался, я же знал, что люблю приврать, но он мне всё равно нравился.
