Девять рассказов. Идиш литература в переводах Вадима Чернера - страница 5

Это не заняло долго: булка весом в пол килограмма растворилась у меня между зубов. Сторож всё это время украдкой смотрел на меня. Когда с булкой было покончено, он спросил меня:

– Голодный ещё?

– Да, – издал я звук, пошевелив языком.

Сторож высунул голову из будки и кому-то прокричал по-узбекски. Через мгновение он протянул мне точно такую же булку. Он поставил передо мной чайник, и я имел трапезу «кэяд ха мэйлэх» – как король…

После еды я почувствовал сильную усталость, глаза у меня слипались. Сколько я вот так дремал, сидя, я не знаю. Охранник потянул меня за рукав и велел идти в канцелярию.

– Директор уже на месте.

Я зашёл в канцелярию и остановился стоять перед пожилым узбеком, округлым, как бочонок, с большими мешками под парой чёрных щёлочек-глаз и с висячими монгольскими усами.

– Садитесь.

Он указал мне на стул

– Я получил о вас письмо, что вы – писатель. Вы в газеты тоже пишите?

– Да.

Ответил я.

– О чём же вы пишете? По поводу экономики страны? О пятилетнем плане?

– Нет…

Я видел, куда он метит, поэтому я ему помог, подхватив его мысль.

– Я пишу романы, описываю природу, пишу о людских, душевных переживаниях.

– Да, хорошо, это правильно. Вот-вот…

Он заулыбался. Он хлопнул меня по плечу:

– Выпьем! За наше знакомство. Когда получил письмо, что должен писатель ко мне на работу поступить в пекарню – на душе стало муторно. Так подумал, что вы из тех писателишек, что пишут о колхозах, о пятилетнем плане. Понимаете – да? Сам – жрёт, и ещё нос свой везде суёт, описывает в газетах… Вот это – «о людских, душевных переживаниях», это – хорошо. Пейте!..

Узбек хлопнул в ладоши, и сразу на столе появилось жареное мясо, фрукты, выпивка.

– Мы напьёмся сегодня!, – крикнул он, – Напрасно я перепугался до смерти! «Людские, душевные переживания!"…Пейте!

Я пил и закусывал. Пил и закусывал. Я уже перестал соображать, что со мной делается. Узбек, сильно на подпитии, взял меня под руку и вот так, стоя, притоптывал правой ногой, как конь, как конь притоптывает копытом.

– Правильно! Вот это писатель! «О людских душевных переживаниях!». Это – хорошо. Ну, на сегодня – достаточно. Пойдёмте, я вас поведу в пекарню. Сегодня вы ещё свободны от работы. Я вас просто представлю работникам.

Я остановился с ним на пороге пекарни, и он обратился ко всем:

– Ребята, это новый человек, он с нами вместе будет работать. Ты, Ахимов… – он обратился к узбеку, – Его научишь быть пекарем. Сегодня его не трогай, сегодня он ещё освобождён…

И директор удалился.

Я начал слоняться по пекарне и соседнему магазину. Со всех сторон окружали полки, набитые булками. Все лежащие в одинаковых поддонах. Из любопытства я начал считать:

– Десять булок, десять в одном поддоне.

Но поддонов не пересчитать. Целые ряды, грядки, поле с выпечкой… Три печи горят раскалённо и выплёвывают булки, горячие, подрумянившиеся… Вокруг печей стоят за досками мужчины, месят муку, взвешивают, разрезают, вставляют в печь, вынимают из печи: выпечку, выпечку, выпечку…

Сон наяву. Хлеб, хлеб, хлеб, везде хлеб. Моё чувство, как у тонущего на корабле, когда судно вдруг выбрасывает волной на мель. Хлеб, хлеб, хлеб… Бери, ешь, ешь, ешь… Сколько хочешь – ешь…

Во время моего бегания по колхозу имени Ахим Бабаева, чтобы раздобыть щепотку соли, я познакомился с молодым узбеком, и мы стали приятелями. Было это в «питательных» 1941—1942 годах. Мы, группа из пятнадцати «беженцев», были посланы в колхоз на уборку хлопка, мы собирали хлопок-сырец в поле.