Девять жизней кота по имени Шева - страница 4

***

Ох, этот дразнящий запах, лишавший покоя мой бездонный животик… Сначала сырая рыба, теперь жареная. Я бегал за Галей по пятам, выражая громким мяуканьем свои требования. Конечно, она угощала меня куском за куском. Но мне всё было мало, будто желудок пробивал очередное глубокое дно. Почему-то именно рыба будит во мне обжору, хотя другое я ем гораздо в меньшем количестве, и часто не доедая. Таковым было моё гастрономическое наваждение. Я уже сбился со счёта, когда поглощал очередной кусок. Даже многочисленные кости, причинявшие мне боль при жевании и глотании, не мешали мне безумно набивать брюхо.

Кажется, наконец-то я наелся после очередного кусочка рыбы. Сначала мне было очень хорошо; я облизывался, так, что чуть не стёр свою морду. Проходит немного времени; ничто не предвещает беды. Ваш покорный слуга лежит себе на кухонном стуле со спинкой, да горя не знает. Затем вдруг мне стало очень нехорошо: слабость, боль в желудке, тошнота… Между резким ухудшением самочувствия и рвотой прошло всего ничего. От паники я вою, уставившись на спинку стула. Впервые я понял, что моя жизнь пошла на счёт, когда я едва не захлебнулся жареными костлявыми карасями, щедро вылезавшими наружу через рот. Ну, не совсем ними, но они выходили из моего горла, как будто им что-то не понравилось в желудке. Опа, теперь спинка зелёного стула в этой противно пахнущей жиже. Двуногие кричат и ругаются. Я, обидевшись, прячусь под диваном. Не понимаю я их. Мне самому плохо, а они меня поносят на чём свет стоит. Такое чувство, что скоро меня будут ругать даже за то, что я смею открывать глаза.

Это вроде должно было меня чему научиться: ну, рыбу не есть, раз она рвётся обратно. Или хотя бы не обжираться до одурения. Ничего подобного: я ел, ем и буду есть. Она же такая вкусная!

***

Большая спина перед моими глазами. Затем на верхней части вижу нечто серое и волнистое, немножко напоминающее мой несравненный хвост. Мой взгляд цепляется за эту штуку, которая всё время движется в стороны.

– Ну что же ты медлишь? Поймай меня сейчас же! Ты должен! Или тебе слабо, а? – будто этот виляющий туда-сюда хвостик дразнит меня тоненьким голоском, как у мыши. Я зажмуриваюсь, чтобы лучше прицелиться в это неугомонное чудовище; ишь, смотри, оно кидает мне вызов. Кому? Это мне, величайшему охотнику? Нарастающее напряжение в туловище, лапы тоже принимают боевую готовность… Война значит война.

– Ай, отпусти меня сейчас же!

Я ошарашенно отпускаю этот наглый до безобразия хвост, и едва не провожу когтями по спине. Они цепляются за ткань футболки. Упав на пятую точку, я с недоумением уставился на источник вопля. Это уже кричала старшая двуногая, хватаясь за этот самый пучок, собранный из волос. Оля сидит рядом и ржёт, что едва за живот не хватается. Ой, она же видела, как я готовился к нападению. Но не остановила. Старшая меня отчитала, расписав в красках, что это было знатно больно, а значит, впредь мне надо следить за своими шалостями. Я виновато выслушал и пошёл восвояси в свой укромный уголочек под диваном, где становилось всё меньше места. Если я сказал бы ей, что хвост действительно со мной разговаривал, то она не поверила бы. Жизнь так несправедлива, что плакать хочется… О, маленький шарик!

***

Оля сидит теперь постоянно дома, что не может меня не радовать. Это же вдвое больше шансов получить кусочек чего-то вкусного, а также – игры, во время которых я порядочно сбрасываю пар. Правда, она не всегда в восторге от них. Её руки постоянно превращаются из безукоризненно белых в конечности с кровавыми полосами. Если верить её словам, то я делаю ей очень больно. Но тем не менее, она постоянно давала мне свои руки на расправу моим зубам и когтям. Ничего не понимаю, но с удовольствием применяю свои орудия, дарованные самой природой.