«Чтобы дома было хорошо, все снова были вместе». Но вот позавчера же еще были все вместе, разве было хорошо? Уже нет. «Чтобы дома был мир и понимание, радость, спокойствие, чтобы все были довольны». Будет она довольна, если папа вернется? Да, конечно! Но, если он будет дома, но как всю эту неделю, снова будет при каждом случае всматриваться в нее с болью и страхом, то нет! Мало того, чтобы просто вернулся. Довольной она сможет стать, только, если глаза отца снова будут молодыми и сияющими. Счастливыми! А для этого, получается, счастливой должна быть она сама, иначе никак.
Но это же невозможно, невозможно, невозможно! О, Господи! Или все-таки есть какая-то надежда? Ну, не может же быть, чтобы вот так на всю жизнь? Сергей… Нет, «он». Лиза даже в мыслях не могла вспоминать его имя, так было больно. А вдруг, она что-нибудь неверно поняла? Что, если он тоже страдает сейчас, но не смеет пойти на сближение? Может быть, если поговорить, встретиться вновь? Но, нет! Она не сможет даже взглянуть ему в глаза. Еще и то письмо! Там все сказано так однозначно. Какое уж тут «счастье»…
А когда она последний раз видела счастливым отца? Да, верно, вот, когда он из Лугового вернулся. Тогда, может не только она может быть залогом его счастья? Спокойствия – да! Но она больше и не выйдет из дома никуда! Да-да! Не выйдет. Лиза ничего не хочет для себя, только душевного спокойствия папе и няне. А счастья, может, ему даст что иное – мастерские, успех? Да, вот это. «Пусть у папы наладятся дела!» Ну, вот вроде так. И еще! «Пусть найдется, наконец, Митя». Лиза подумала еще. «И пусть у Нины все сложится так, чтобы ее душа была довольна и согласна. Пусть она будет счастлива!»
***
Лида провела первую свою самостоятельную, взрослую ночь в родимом доме одна. Долго не могла уснуть, вспоминала. Сначала припомнила старое – как маленькими детьми жили они тут все дружно, как братья опекали ее, как не боялась она ни одного чужого мальчишки, ей стоило только свистнуть – все в округе знали, чья она сестра. Свистеть дочь полковника научилась с раннего детства, все-таки росла с мальчиками. Вспомнила, как родилась потом Леночка. Как не стало папеньки. Как трудно ей самой было первое время в Институте. Там девочки делились на группки, а она долго не могла ни с кем сойтись близко – у тех, кто принадлежал к высшим слоям общества отношение, к таким как Лида, было снисходительным, а принимать его она, выросшая в дружной большой семье, не умела вовсе. А из девочек «попроще» никак дружба ни с кем не завязывалась.
Вспоминала, как позже, когда они все повзрослели, поумнели и во многом сравнялись, стала она много разговаривать с Лизой Полетаевой, как им стало интересно вместе, как они учились помогать друг другу, ничем не ущемляя ни гордости, ни заслуг друг друга. Как потом к их «кружку» присоединилась Нино Чиатурия. Представительница высших кругов аристократии, девочка с волевым характером и вполне уже к тому времени сформировавшимися взглядами перфекционистки, она была сильна и сама по себе. Но, объединившись втроем, они, такие разные, но в чем-то неуловимо схожие – в душевных устремлениях, в чистоте помыслов, в предрасположенности к самопознанию и развитию – они дополнили друг друга и стали чем-то единым. Поэтому очень тяжело для каждой из них давалось расставание и разрушение этой целостности. Теперь приходилось узнавать себя заново и учиться жить и принимать решения, не всегда имея возможность опереться на подруг. Странно, Лида вовсе не могла сейчас вспомнить их обеих в младших классах. Вспомнила про сестренку. Как она там, теперь одна, без нее?
