Йохан только головой покачал.
– Как же у тебя это оказалось?
– Она мне передала.
Лицо его носило глуповато-пространное выражение, какое бывает у всех влюбленных. Я понял всю правоту действий моих родственников. Оставалось только догадываться, ходят ли упорные слухи о их романе по всему Зимнему дворцу, или же нет.
Признаюсь, тогда моя злость распространилась не только на Йохана, но и на эту монаршью особу, которой сильно льстило внимание моего брата. Она играла с ним и, верно, прекрасно сознавала, что последствия этой игры прежде всего коснутся его. Как отреагирует на новость о связи своей жены Константин, неясно. С одной стороны, юная его супруга несколько тяготила его, с другой – кому понравится, когда она ставит рога сама?
– Вот что. Тебе вообще при Дворе бывать нельзя. Я постараюсь приискать тебе назначение…
– Нет! – вскричал брат. – Все о том говорят, но нет.
– Ты сам погибнешь, и нас всех за собой утянешь.
– С твоим нынешним положением при Дворе? – брат смерил меня взглядом. – Это вряд ли.
– Положение при Дворе непрочно. Наговорят что-нибудь…
– Но я не смогу без нее, – вздохнул Йохан.
– Ты думаешь, что тебе дадут какие-нибудь авансы? – проговорил я, все более злясь на брата. Потом я вспомнил – когда-то я тоже принял решение остаться с любимой, чуть не стоившее мне жизни. Какое право я имею судить? Но те воспоминания до сих пор были слишком болезненны для меня, чтобы я им предавался, а тем более – делился.
– Даже не надеюсь, – выдохнул он. Его покрытое веснушками лицо сделалось совсем багровым.
Я опять вспомнил о браслете, сплетенном великой княгиней из пряди собственных волос. Нет, эта девица горазда играть с огнем и пойдет дальше. Если ее, конечно, не остановит здравый смысл или вмешательство кого-нибудь другого.
– Королю Людовику нужно кого-нибудь послать в Неаполь, – заговорил я, как о чем-то постороннем. – Следует забрать оттуда его племянницу Мари-Терезу и привезти сюда. Тут он обвенчает ее с сыном, герцогом Ангулемским.
Жан-Жак воззрился на меня удивленно, не понимая, к чему я клоню.
– Ты поедешь вместо меня, – жестко проговорил я проговорил. Лицо брата выразило страшное отчаяние.
– Я думал, ты на моей стороне, Кристхен, – горько бросил он мне в лицо. – А ты, как они все…
Он неопределенно махнул рукой.
Я лишь плечами пожал.
– Я за тебя, поэтому не хочу, чтобы ты нахватался неприятностей по службе из-за такого…
Йохан резко перебил меня:
– Вы все так печетесь о моей карьере, что прямо удивительно! Нет чтобы признаться, будто ты боишься за себя! Что ты в опалу попадешь из-за того, что великая княгиня изменяет с твоим братом!
Он отвернулся и пошел в лес, туда, где мы оставили коней. Тут бы мне броситься за ним, продолжить уговаривать, но я оставался недвижим.
Я поспешил за ним, взял его за плечо. Йохан отстранил меня рукой, и я заметил, что глаза его были полны слезами.
– Я верю тебе, – произнес я, сам красный как рак от подобного излияния эмоций. – И всегда буду за тебя. Поэтому и вижу – то, что для одних – игра и ерунда, для тебя – по-настоящему.
– Вот как, ты хочешь ее опорочить?
– Я ничего не хочу, – с досадой проговорил я, чувствуя, как меня завели в тупик. А потом просто рукой махнул и пошел отвязывать своего коня.
Мудрецы говорят, что более всего мы нетерпимы к отражению собственных недостатков в других людях. Столкнувшись с упрямством, присущим моему брату лишь в чуть меньшей мере, чем мне самому, я был вне себя от гнева. Всю дорогу назад мы молчали, даже не глядя в сторону друг друга. Под конец пути я заметил, что Йохан от меня где-то оторвался, но мне было все равно. Я решил было: если хочет гибнуть – пусть гибнет. Мое дело – устроить так, чтобы эта гибель не имела пагубных последствий для остальных членов нашего семейства. Потом я обозвал себя за такое решение подлецом и придумал такое: незаметно сделаю все, что в моей власти, дабы Йохан все-таки получил назначение в Неаполь вместо меня. Представлю его как следует королю, дам ему на всякий случай в сопровождающие Рибопьера – этот юноша действительно незаменим в подобных ситуациях – еще навалю на него с десяток поручений. Глядишь, и некогда будет ему вздыхать о великой княгине, чьи изумрудные очи позабудутся в вихре жизни.
