Несмотря на то, что она была вовлечена в проект и полна энтузиазма, обсуждение сложных неразрешенных вопросов, особенно об отношениях ее мужа с миссис Паркер-Боулз, часто оставляли ее опустошенной.
Поскольку я работал дистанционно, мне приходилось лишь догадываться о ее настроении и действовать соответственно. Как правило, по утрам принцесса была наиболее подвижной и энергичной, особенно если принц Чарльз отсутствовал. Такие интервью были самыми продуктивными: Диана говорила, торопясь и задыхаясь, изливая свою историю. Она могла быть пугающе жизнерадостной, даже когда говорила о самых интимных и трудных периодах своей жизни.
После того как Диана впервые рассказала о своих попытках самоубийства, мне, естественно, нужно было знать гораздо больше о том, когда и где они произошли. Впоследствии я передал ей множество вопросов касательно этой темы. Когда ей представили список, она восприняла это как шутку. «Он довольно хорошо написал мой некролог», – сказала она Колтерсту.
С другой стороны, если интервью было запланировано на вторую половину дня, когда она была практически без сил, разговор был менее плодотворным. Особенно это было ощутимо, если пресса негативно высказывалась в ее адрес или принцесса ссорилась с мужем. Как правило, в таком случае лучше было сосредоточиться на счастливых временах, воспоминаниях юности или на ее двух детях, принцах Уильяме и Гарри. Несмотря на все эти трудности, по прошествии нескольких недель стало ясно, что ее воодушевление и вовлеченность в процесс только росли, в особенности когда дело дошло до принятия решения о названии книги. Например, если бы она знала, что я беру интервью у доверенного круга друзей, она бы сделала все, что могла, чтобы помочь, передавая очередной клочок информации, новую забавную историю или исправление, касающееся вопросов, заданных мной ранее.
Хотя она отчаянно, почти до неосторожности, хотела, чтобы ее слова дошли до широкой публики, это настроение сдерживалось опасением, что Букингемский дворец раскроет ее личность как секретный источник, если хотите, «Глубокую глотку»[7] моей книги. Мы понимали, что Диане необходимо отрицать свою причастность, чтобы, если ее спросят: «Вы встречались с Эндрю Мортоном?», она могла ответить только решительное «НЕТ». Фактически принцесса была последней, кто осознал важность отрицания, но, как только она узнала, что ее причастность будут крепко удерживать в тайне, она воодушевилась.
Первой линией такого отрицания были ее друзья, которых использовали как прикрытие, чтобы скрыть ее участие. Я разослал несколько писем ближайшим друзьям Дианы с просьбой об интервью, в то время как составлял вопросы для самой принцессы. Они, в свою очередь, связались с Дианой, чтобы узнать, стоит им сотрудничать или нет. Такая процедура время от времени повторялась. Интервью с одними она одобряла, с другими не давала однозначного ответа: все зависело от того, насколько хорошо они знакомы.
Многие их тех, кто знал настоящую Диану, искренне верили, что жизнь для нее не может стать хуже, утверждая: что угодно будет лучше, чем сложившаяся ситуация. Также было и ощущение того, что плотина может прорваться в любой момент и история может выйти на свет раньше, и если ее источником станет принц Уэльский, это, очевидно, будет не в пользу Дианы. В этой лихорадочной обстановке ее друзья говорили честно и откровенно, храбро осознавая, что своими действиями привлекут к себе нежелательное внимание СМИ. Позже они даже готовы были подписать документы, подтверждающие их причастность к книге, чтобы развеять сомнения Эндрю Нила, редактора «Сандей Таймс», который должен был опубликовать отрывки из книги. Позже Диана объяснила, почему ее друзья заговорили: «Многие люди видели то, как я жила в страдании, и они чувствовали: то, что они делают, – это способ поддержки».
