Diarrhoea viatorum. Понос путешественников - страница 6
Если убрать из повествования всё лишнее, останется незатейливая история о мальчике Зафире, появившемся на свет в семье артистов цирка.
Отец Зафира был силачом, чемпионом мира в супертяжёлом весе по боксу без перчаток, известным под псевдо Страсбургский Геркулес. Папа жонглировал на арене пудовыми гирями, поднимал униформистов и гнул зубами франки и сантимы. За свою карьеру Геркулес провёл множество ярких боёв с лучшими бойцами мира и всех нокаутировал своим фирменным мощным хуком левой. Из положения замаха он сокрушительно «выстреливал», держа локоть параллельно полу и добавляя поворот корпуса с разворотом плеч. Кулак в положении «кружки» буквально сносил головы соперникам.
Покорить Геркулеса смогла только Лия, известная под прозвищем женщина-лобстер. Её раздвоенные от локтя руки были похожи на клешни. Многие считали её безобразной, но для Геркулеса она была самой красивой женщиной в мире. Он сдался Лие без боя и предложил своё бесстрашие и преданность. Она согласилась. После рождения Зафира чемпион уговорил супругу покинуть шоу и посвятить себя ментальному медиумизму.
Ещё в детстве женщина-лобстер начала слышать множественные писклявые, хриплые, беспокойные голоса. Все они шептали Лии: «Ты такая омерзительная, что будет лучше для всех, если ты утонешь». Со временем она научилась их укрощать. Её спиритические сеансы имели невероятный успех в довоенной Европе. Их посещали знаменитости, политические деятели, писатели, банкиры и всякого рода коммерсанты. Среди визитёров были замечены Эмиль Золя, Зигмунд Фрейд, король Бельгии Леопольда II и Эдуард принц Уэльский. Известный скептик и обличитель медиумов Гарри Фрайс неоднократно пытался поймать Лию на обмане, дотошно выискивая в её поведении любую подозрительную деталь. Впрочем, он так и не обнаружил ни одного правдоподобного объяснения тому, как медиум получала такое количество достоверной информации о людях, которых впервые видела. В целом всё было не плохо, пока однажды вечером в Гранд-опера в маленькой, интимной ложе на предпоследнем ярусе, во время арии Цербинеты из груди женщины-лобстера не вырвалось парообразное облако эктоплазмы, назвавшее себя Дэниэлом Дангласом Хьюмом. Оно сообщило медиуму дату её собственной смерти.
С того времени мама Зафира навсегда прекратила любую публичную деятельность и посвятила свою жизнь беседам с туманной субстанцией. Она задавала ей вопросы и записывала ответы в большую, увесистую тетрадь. Незадолго до смерти Лия отправила сына с сопроводительным письмом и тетрадью к своей сестре, а неделю спустя, в день, предсказанный демоном, неожиданно умерла от лёгочного кровотечения, захлебнувшись собственной кровью. А уже через месяц, во время несанкционированного европейского турне, был задержан отец Зафира. Его выступления странным образом совпали с вспышками испанского гриппа в армии союзников. Прямых доказательств его причастности к пандемии найдено не было, однако всплыли связи Страсбургского Геркулеса с Великой Земельной ложей. Отца обвинили в шпионаже и по приговору военного суда казнили на полигоне в Венсенне.
И всё в таком ключе. Следовало сразу и немедля остановиться, дабы не осквернять возвышенные, детские воспоминания… Но дело стало за принципом, да и занять себя было больше нечем.
iPhone свой Осип Фёдорович видимо выронил в такси или забыл в лотке на транспортёре интроскопа во время досмотра, и предаться созерцанию Facebook-а не предоставлялось теперь возможным. Последнее происшествие особенно расстроило Гауке даже больше, чем книга. Он несколько раз проверил все карманы и на всякий случай заглянул в чемодан, хотя в этом не было никакого смысла. Дело было, конечно, не в аппарате – его можно было без проблем заменить новым. Дело – в безвозвратно утерянных вместе с ним бесценных, деловых контактах, которые Осип Фёдорович нарабатывал годами. Он давно собирался сделать резервные копии, да руки как-то так и не дошли. Вернувшись к чтению, Гауке пролистал ещё с полкниги, пропуская сперва абзацы, а после страницы целиком. Осип Фёдорович долго и тщетно пытался отыскать то, что когда-то так захватывало его в этом жалком, прескучнейшем образчике безудержной логореи. Спустя пять часов на обстоятельном описании атомной бомбардировки Тернополя, когда до конца эпопеи оставалось меньше, чем было уже пройдено, Гауке сдался, закрыл книгу и нехотя признал своё позорное поражение.