— Почему ты так смотришь, Юй Лу?
— Тоже не хочу тебя потерять, — улыбнулась я. — Помнишь, что говорила ночью?
— Не очень, — кашлянул он. — Был занят другим.
Я закатила глаза.
— Фа Хи, его предостережение о коварстве Сунь Ливея — неужели в твоём сознании ничего не задержалось?
Наконец, Тургэн тоже улыбнулся.
— Не волнуйся хайртай, мы победим. Как может быть иначе, если ты — рядом? — и тут же серьёзно добавил:
— Но будешь рисковать понапрасну — запру на женской половине до конца дней!
Я хотела было возмутиться, но свежий утренний воздух пронзил звук горна, потом её один, и лицо Тургэна снова приняло сосредоточенное выражение.
— Начинается, — тихо проговорил он. — Помни о том, что обещала мне, Юй Лу.
Я молча кивнула и стиснула рукоять сабли.
Давно не видела такого красивого и... зловещего рассвета. Золотисто-алый — будто небо залито кровью тех, кто падёт этим утром. Сражение уже началось — к нам доносились топот и ржание лошадей, свист стрел и крики, потом — отдалённый звон клинков... Не отводя немигающего взгляда от неба, я снова и снова мысленно проговаривала "Отче наш", пока не перестала понимать смысл повторяемых слов. Пальцы, судорожно сжимавшие рукоять сабли, занемели, глаза начали слезиться... как вдруг чужеродный резкий звук прорвался сквозь монотонный гул битвы, и я, вздрогнув, прервала свою безмолвную мольбу. Звук повторился, а за ним ещё раз и ещё, ряды воинов пришли в волнение, а я повернулась к Тургэну и, не веря в собственное предположение, пробормотала:
— Выстрелы? — произнесла на китайском — на монгольском этого слова не знала.
— Что это? — сдвинул брови Тургэн.
— Огнестрельное... пороховое оружие... Копьё, извергающее огонь. Трубка, вместо стрел выпускающая кусочки железа, — попыталась объяснить я, мешая языки. — В моём мире это оружие изобрели китайцы. Не думала, что и здесь... Оно опаснее и дальнобойнее стрел!
В глазах супруга — полное недоумение.
— Если это — оно, у нас — никаких шансов! — понизила я голос.
Но звуки выстрелов внезапно прекратились — на горизонте к кроваво-синему небу поднимался дым, и Тургэн дёрнул желваками.
— Чигу, — обратился он к одному из стоявших рядом воинов. — Пошли кого-нибудь узнать, что там произошло!
Чигу кивнул, но, не успел передать приказ принца, вдалеке замаячили тёмные фигуры приближающихся всадников, машущих чёрными флагами — сигнал, что противник вот-вот обратится в бегство, и тяжёлой коннице пора выступить "на сцену".
— Тургэн, — тихо проговорила я. — Это оружие — коварно. Будь осторожен...
— И ты, хайртай, — прошептал он и выхватил из ножен саблю. — Урагшааа[1]!
Бешено забили барабаны-наккара, но рёв подхвативших клич воинов почти заглушил барабанную дробь. Я тоже выхватила саблю, тоже, что есть сил, завопила "Урагша!"... Кровь ударила в голову, все звуки слились в один адский грохот. Подгоняя коня, размахивая саблей, я уже не смотрела ни вправо, ни влево, только вперёд — туда, где клубился дым и шла жаркая схватка. Шум сражения всё ближе — уже можно различить нашу лёгкую конницу, поредевшую, но продолжающую наступление, а за ней — постепенно отступающую кавалерию Шихонга. Но, увидев нас, китайские конники развернулись и пустились в бегство, растворяясь в клубах дыма.
— Урагшааа! — снова выкрикнул Тургэн и от вновь подхваченного клича задрожал воздух. Ряды конницы разомкнулись, и лучники, как в хорошо отрепетированном танце, влились в них, превратив наше наступление в один сплошной "девятый вал", необратимо следующий за противником. Ветер холодил лицо, развевал за плечами плащ, от удушливого дыма першило в горле — похожий запах был у взорвавшихся петард, которые мы всегда запускали на новый год... Я неслась всё быстрее, не отставая от Тургэна... и вдруг сквозь грохот, шум и крики сверху пронеслось знакомое "ххек-ххек-ххек", и, вскинув голову, я не поверила глазам. Моя капризная красавица парила в небе, раскинув белоснежные крылья. Чуть пролетая вперёд и снова возвращаясь, она кружила прямо надо мной... и, невольно замедлив шаг, я в отчаянии выкрикнула:
