Династия для одного - страница 15

чески откладывал выполнение обещания. Это привело к волнениям, которые могли вылиться в очередное, уже третье, свержение за полгода. Тогда он ввел конституцию, публично принёс присягу на верность этой конституции. А когда волнения в стране и правительстве улеглись, начал тихую борьбу за власть абсолютного монарха. И отменил конституцию. Пришли младотурки, наобещали много, в том числе и то, что вышито здесь, – Хумаюн указал рукой на табличку. – Заставили султана вернуть конституцию, а потом, это вы и так прекрасно знаете, свергли Абдул-Хамида, в котором видели угрозу, посадив вместо него султана Мехмеда V Решада. А в итоге: отменили конституцию, захватили власть полностью в свои руки, разрушая попытки неугодных им не просто прийти к власти, а занять хоть какую-то государственную должность. А Энвер-паша! Он уволил сотни прекрасных генералов и офицеров, назначив на их места кого? Немцев и своих протеже! Прекрасных воинов – выбросил, как мусор! Тех, кто читает шахаду* перед каждым сражением, кто идёт в бой с такбиром на устах – заменил на немцев! Вот как турецкими солдатами может командовать немец? Как немец может вести их в битву с именем Аллаха на устах?

Голос Хумаюна задрожал. Вахидеддин мог поклясться, что видит слёзы в глазах у наставника. Старого вояку сильно задевали неразумные действия военного министра. Когда Энвера-пашу только назначили на этот пост, Хумаюн долго и много пил. «Как военным министром может быть человек, который не то что ни разу не добился серьёзных военных успехов, так он чаще всего проигрывал все сражения, в которых участвовал!» – ударяя кулаком по столу, кричал Хумаюн. «Да Энвер-паша просто бездарный полководец», – заявляли товарищи Хумаюна, прошедшие вместе с ним много славных битв. Вахидеддин опасался, что обильные алкогольные возлияния подорвут и без того уже слабое здоровье Хумаюна. Но старый вояка взял себя в руки и через две недели был уже на ногах в полной боевой готовности. Однако, с началом первой мировой войны Хумаюн снова вернулся к злоупотреблению алкоголем. «Самый высший военный пост в Турции – и кто? Этот Энвер, этот неумеха? То есть Решад, падишах наш, чисто номинально значится главнокомандующим, а вся армия, вся военная сила Турции – в руках этого, назначенного заместителем главнокомандующего. Да что же это происходит в стране? Как такое может быть?» – с трудом выговаривая слова, возмущался Хумаюн. Став султаном, Вахидеддин первым же делом назначил главой корпуса «победоносной армии Мухаммада» верного наставника. Но рана от оскорбления Хумаюна как человека, посвятившего всю свою жизнь военному делу, до сих пор кровоточила.

– Сомневаюсь, что люди поверят ещё раз в обещания о свободе, – задумчиво произнёс Абдулкадир. – Более того, при всем моём уважении к вам, дядя, вы с этим не справитесь.

Вахидеддину показалось, что Абдулкадир последней фразой отомстил ему за обвинение в финансировании младотурков. По крайней мере, султана это задело. Он и сам понимал, что недостаточно силён, недостаточно подготовлен к противостоянию с такой силой, как триумвират пашей. Каждый день султан пытался собраться и сделать что-нибудь полезное для страны, для турецкого народа, для династии, для самого себя, в конце концов. Ведь если будет страдать его народ и его родные – он не сможет спокойно отойти в вечность, когда придёт время.