Дискурсивный разлом социального поля. Уроки Евромайдана - страница 3
Несмотря на «объективность» своего «порабощенного» статуса, рабочий человек может быть вполне доволен своей жизнью, реализуя себя в семье, спорте, увлечениях и т. д. Если это происходит, то такой человек будет рассказывать о себе, используя совершенно другие лингвистически знаки, которых в дискурсивном поле огромное множество; иными словами, он будет идентифицировать себя не так, как предписывает ему дискурс классического марксизма. Если таких людей много, то можно говорить о появлении дискурса, альтернативного марксистскому: когда рабочий класс перестает выглядеть таким уж однородным и выясняется, что на деле нет никакого «рабочего класса», а есть только «невозможная общность», созданная дискурсивно.
Исходя из такого понимания коллективной идентичности, любые определения и формулировки общественных групп всегда условны и нестабильны, а любые попытки концептуализации общества как беспроблемной целостности всегда проблематичны в том смысле, что неизбежно будут существовать альтернативные видения той или иной целостности, так же как и попытки «переформулировать» ту или иную идентичность.
Конструирование коллективных идентичностей лежит в основе любого политического процесса. Женщины в хиджабах могут считаться «порабощенными» либо, наоборот, «освобожденными» – это будет зависеть от социально-политических условий, в которых формируется дискурс. «Борцы за свободу» могут превратиться в «террористов», и наоборот; «революция» – в «государственный переворот», и наоборот; «гуманитарная помощь» – в «попытку вмешаться во внутренние дела иностранного государства» и т. д. Актуализация того или иного смысла и его фиксация в том или ином дискурсе имеет огромное значение, так как дискурсы в определенной степени создают действительность: невозможно начать антитеррористическую кампанию, не превратив дискурсивно «борцов за свободу» в «террористов»; невозможно вмешиваться в дела чужого государства под предлогом «освобождения женщин Востока» от гнета, если хиджаб дискурсивно связывается не с порабощением, а с сознательным выбором женщин, и т. д.
Поскольку социальные отношения рассматриваются как дискурсивно конструируемые, классическая дихотомия «мысль – реальность» перестает быть актуальной, и «категории, которые до сих пор считались исключительно принадлежащими либо тому, либо другому», пересматриваются [Laclau, Mouffe, 1985, p. 110]. Синоним, метафора, метонимия и другие фигуры речи понимаются теперь не как «формы мысли, добавляющие дополнительный смысл к основному», а как «часть первозданной территории, на которой строится все социальное» [Ibid.], т. е. все социальные смыслы.
По теории Лаклау и Муфф, именно понимание социальных отношений как радикально нестабильных делает возможными гегемонистские практики, которые позволяют выстраивать временные коалиции, основанные на переформатировании связок (эквивалентных цепочек) между различными общественными группами и создании таким образом новых общностей, объединенных ради той или иной цели. Политика становится гегемонистской, если выполняются два основных условия: «наличие антагонистических сил и нестабильность границ, разделяющих их» [Ibid., p. 136].
Теория популизма Эрнесто Лаклау
Увлечение риторикой, проистекающее из отказа от признания дихотомии «мысль – реальность», становится отличительной чертой теоретизирования Лаклау по окончании их работы с Муфф. В трудах, написанных Лаклау самостоятельно уже после выхода их совместной книги, он характеризует любую тотальность (общность, целостность или идентичность) как парадоксально «невозможную, но необходимую». По Лаклау, тотальность «невозможна, потому что существующее противоречие между эквивалентностью и партикуляризмом в конечном итоге непреодолимо; необходима, потому что без замыкания, каким бы случайным оно ни было, не будет никакого значения и идентичности» [Laclau, 2005, p. 70]. Иначе говоря, даже если мы понимаем, что «рабочий класс» – это сконструированная (невозможная) тотальность, эквивалентно приравнивающая друг к другу огромное количество разных социальных групп с разными интересами, – мы, тем не менее, употребляем этот термин, когда нужно обозначить определенный смысл (воспроизвести марксистский дискурс, например, либо поспорить с ним). Мы не сможем создавать и транслировать смыслы без такой «невозможной, но нужной» дискурсивной фиксации, хотя бы временной. То же самое происходит с любыми другими тотальностями: внутри каждой из них существует много частных различий (партикуляризмов), но на какой-то момент – момент дискурсивной фиксации – они как будто уходят на второй план и перестают быть заметными.