И вдруг ты узнаешь, что твоего чистого прекрасного цветка больше нет. Кто-то чужой живёт теперь в комнате твоей дочери, называет тебя матерью, уходит, когда ему захочется, не ночует дома… и домом-то своим не считает! А потом, в её отсутствие, из её дневника я узнаю, что с каким-то молодцом у неё уже всё было…
Веришь ли, после такой новости, мы с Володей месяц не могли друг на друга посмотреть. Отвращение… к самому процессу, понимаешь, маленький.
Она даже сжалась, и Вадим инстинктивно обнял её за плечи.
– Какая-то злоба невыносимая на всё и вся! – продолжала свой рассказ Марина. – Бегала по кабинетам: в детской комнате милиции, по делам несовершеннолетних, в защиту прав ребёнка. Всё бесполезно. Видишь ли, с её согласия. А когда уже исполнилось 16, там и вовсе не разговаривают, мол, ваша дочь выросла. А ведь не окрепла, не расцвела, как следует – сущий ребёнок, а уже…
– А я бы с этим пацаном, на месте твоего мужа, разобрался бы по полной… – в сердцах перебил её Вадим. – Ему как будто и впрямь стало жаль эту женщину.
– А вот ты, когда смотришь на молоденьких девочек, думаешь разве, что есть у неё мать, отец, и что для них она – нежный ребёнок? Ведь мысли сразу – как у голодного зверя, не так, скажешь?
– Ты знаешь, как-то совсем молоденькие меня не привлекают. Люблю постарше, – и он снова захотел её поцеловать.
– Ну, не в этом суть, – продолжила Марина, отстраняясь от навязчивых объятий. – Я ничего не могла с ней поделать. Молчу – совсем от рук отбивается, переходит все границы, а начну говорить – сразу «уйду, уеду, вот исполнится 18, и сразу… и не ищи меня». А я ей… уже не могу сдержаться… кричу… «давай, давай, прямо с утра – и сразу взрослая!» А сама понимаю, какая она ещё глупенькая. Руки опускались. Знаю, что всё не к добру, а помочь не умею. А теперь вот… умерло, как будто что-то внутри, понимаешь? Как будто часть жизни у тебя насильно отняли – и растоптали! Володька пьёт. А я… я живу, как могу.
– Ну-у, Марина. Я тебе, конечно, сочувствую и понимаю. Но ты, по-моему, отстала от жизни. Сейчас это в порядке вещей. Девчонки хуже пацанов, и в постель сами запрыгивают.
– Знаешь, Вадим, моя девочка в тюрьме! И я думаю, что не все запрыгивают так уж легко. Скорее, у каждой из них случился в своё время «добрый наставник». Моя, например, прятала от меня хорошую книжечку! Кстати, каким-то проклятым издательством выпущена и большим тиражом. Там чёрным по белому: девочки должны начинать половую жизнь в 15 лет. Я не знаю, может, я и, правда, отстала от жизни, но мне кажется, что это против всякой жизни! И ты это поймёшь, когда у тебя появится свой… Ах! – вскрикнула Марина, когда из квартиры вдруг послышались крики: ««Я всё равно прыгну, я знаю, они полетят, пустите меня! – «Не пускайте его на балкон! Держите его!» – «Пустите, я вам говорю! Ах, так!»
И к ним на лестничную клетку выбежал, зацепив Вадима, Владимир и понёсся наверх по лестнице. За спиной у него были крылья, подаренные Ивану.
– Тогда я с крыши, ещё лучше! – выкрикивал Владимир.
– Держи его! Володя! Ты куда? Вадим держи его! – кричали гости вдогонку.
Вадим бросился за безумцем, Марина за ним. Дверь на чердак оказалась заперта. Владимир ударился в неё, как мультяшная птичка. Марина начала снимать с него крылья и чуть не свалилась с лестницы вместе с ним – подхватил Вадим, помог ей, и они втроём вернулись в квартиру.
