Мать Вадима, простая, добрая и хлебосольная, тётя Тоня, любила всех своих племянников и никогда о них не забывала. А в этот раз, когда её сынок, нахрапом, да ещё на именины, отправлялся в Москву, тут уж, сам Бог велел сделать «передачку».
Иван был внутренне тронут вниманием своей тётушки, но внешне показал – уж слишком – свой восторг.
– Спасибо тебе большое. Эх, тётка моя, тётка! Знаешь, Аннушка, какая у меня тётка? Тётя Тоня. Это такой человек… такой… впрочем, я вас как-нибудь познакомлю. И с дядей Колей тоже. Я потом тебе о них расскажу. – И тут, подняв, наконец, глаза, он замечает, что Вадим не его слушает, а изучающее смотрит на Анну. И сразу нашёлся, предложив любимой, приготовить чайку, поскольку гость с дороги, да и они ещё не завтракали.
– Конечно, конечно, – Анна была благодарна ему за эту, казалось бы, естественную, но в данной обстановке, просто спасительную идею.
Чего они оба как будто боялись? Отчего тряслись? Разобраться, так одна глупость. Может быть, они боялись самих себя? Боялись какой-нибудь новости о себе, которая могла выпрыгнуть из небытия неудачным словом, необдуманным поступком, жалким непроизвольным видом? И как им потом жить? Идентифицировать себя как? «Что, вообще, люди скажут?!»
Анна была более свободный человек. Воспитывала её бабушка, бывшая балерина, да ещё с дворянскими корнями, да ещё много чего знала и помнила из про-о-ошлых времён. Да, Анна знала себе цену. Но иногда могла невольно подпасть под чьё-то влияние, если не успевала вовремя осознать ситуацию.
Она возилась на кухне, а Иван продолжал обихаживать своего гостя:
– А ты, Вадим, естественно, – у меня? Да? Ничего. Квартирка однокомнатная, но вместительная. Ну… что? Давай, рассказывай… молчун какой, не разговоришь его, – сказал он больше себе, чем ему.
Вадим всегда был себе на уме, с детства Иван его помнил именно таким.
И было никому непонятно, молчит он от того, что нечего сказать, либо что-то таит, боясь проговориться.
– Да ну, что рассказывать. Работаю. Окончил заочно техникум. Надо что-то думать дальше.
– Что, в Москву хочешь? То есть, в Москве хочешь обосноваться?
– Ни-и. Сюда ты меня не затянешь. Я в своём Егорьевске. Иногда меня тянет по столицам, но долго здесь находиться не могу. И потом – что такое налаженные связи, хорошие знакомые, друзья, родственники, в конце концов. Для меня это – всё! А здесь я пока ещё обрасту… Москва рядом – и ладно.
– Ох, финтишь ты что-то, хитрец ещё тот! – сказал игриво Иван, пытаясь разредить обстановку.
– Скажешь тоже, я открыт и прозрачен, просто сущий младенец. – фальшиво произнёс Вадим.
– Ну, ладно-ладно, чего там… жениться хочешь, так и скажи. Небось, и девочка уже на примете? – заговорил Иван на его языке.
– Вань, не усложняй, всё проще… – Вадим начал раздражаться. Он не любил, когда слишком глубоко пытаются заглянуть к нему в душу.
– Ну и чёрт с тобой, не говори, – тут уж Иван от раздражения «свалился» в ту простоту, что хуже воровства.
– А вот и чай, – сказала Анна, входя в комнату с подносом, который поставила на журнальный столик у дивана и пригласила гостя: «Угощайся».
– Ну, что же ты, Вадим, садись поближе, не стесняйся. Вот тут у нас к чаю лимон, бутерброды с колбасой, с маслом, угощайся, не стесняйся.
– Я и не стесняюсь, – кинул Вадим, глядя на девушку. – Ты не беспокойся, я всё вижу, проголодался так, что смету сейчас всё. А Вы, Анна, чем занимаетесь? Вот смотрю на Вас, и ума не приложу, чем такая девушка может заниматься?
