Дивногорье - страница 11

– Моим глазам ужо не посмотреть, что там начертано, сомкнутся они скоро, – тихо проговорила баба Нина, и морщинистая рука её слабо сжала пальцы внучки. На запястье болтался больничный браслет, слишком широкий для исхудавшей руки. – А вот тебе надобно всё-все запомнить, што там есть. Придёт час, сама поймёшь, што то не брехня старой бабы, а истинная правда. Только ты не торопися. Всё своё время имеет. А пока – слушай да на ус мотай.

Её голос звучал так серьезно, что Аня невольно поёжилась. В тусклом свете больничной палаты бабушка казалась уже почти бестелесной, словно тающей на глазах. Капельница мерно отсчитывала лекарство, а за окном продолжал барабанить дождь, создавая монотонный фон для их тихого разговора. В палату вернулся папа и позвал Аню с собой, старушка мгновенно замолчала, словно и не было этого странного разговора. Она лишь крепче сжала руку внучки и едва заметно кивнула, напоминая об их уговоре. В коридоре стояла мама и лечащий врач – молодой мужчина с усталыми глазами и папкой в руках. Поглядывая в карточку, он рассказывал о динамике лечения, результатах биопсии и анализов, сыпал медицинскими терминами. Из услышанного Аня поняла, что дела всё хуже и чуда не случится – рак поджелудочной железы с метастазами в печень, поздняя стадия, организм не отвечает на терапию. Мама беззвучно плакала, папа приобнял ее за плечи, его лицо казалось высеченным из камня. В какой-то момент Аня поймала себя на мысли, что голос врача звучит приглушенно, словно через слой ваты, а мир вокруг покачивается и пульсирует. Стены коридора то приближались, то отдалялись, а люди вокруг казались размытыми силуэтами. И пульсация эта отдавалась во всем теле, разливаясь странным теплом от макушки до кончиков пальцев. В ушах зазвенело, а перед глазами поплыли темные пятна.

– Аня, ты в порядке? Бледная как мел. Присядь-ка, – голос папы, обеспокоенный и громкий, вывел ее из оцепенения. Его сильная рука подхватила её под локоть и усадила на ближайший стул. Врач прервал свой монолог и внимательно посмотрел на девушку.

– Да, всё нормально, простите, – растерянно ответила девушка, потирая виски. Больничный коридор снова обрёл чёткость очертаний, а звуки вернулись в нормальное состояние. – Голова просто кружится немного. Наверное, не выспалась.

Врач понимающе кивнул, но в его глазах мелькнуло профессиональное беспокойство. Он машинально взглянул на часы – белый медицинский циферблат на запястье показывал начало одиннадцатого.

– Лечение невозможно, потому что все методы мы испробовали. Поэтому, чтобы не обрекать вашу маму на последние дни в стационаре, мы к концу недели выпишем Нину Васильевну домой. – продолжил он, возвращаясь к прерванному разговору. Его голос звучал сочувственно, но в нём слышалась и привычная отстранённость человека, часто сталкивающегося со смертью. – Также я могу направить вас к клиническому психологу, который поможет подготовиться к предстоящей утрате.

Аня беспомощно посмотрела на маму, которая тихо всхлипнула и прижала к лицу платок. Папа крепче обнял жену за плечи, его пальцы побелели от напряжения. Пустота внутри все разрасталась, грозя утянуть за собой. Где-то в глубине коридора медсестра везла тележку с лекарствами, её шаги гулко отдавались в больничной тишине, нарушаемой лишь приглушёнными голосами из ординаторской и монотонным писком медицинского оборудования. Сквозь окно в конце коридора пробивался тусклый свет пасмурного дня, рисуя на стенах размытые серые пятна. Врач попрощался с ними и ушел в ординаторскую, его белый халат мелькнул в дверном проеме и исчез, словно привидение.