Дивногорье - страница 2



– Дитё на воле быть должно, нечего ей в городе-то пылюку глотать, – говорила старушка, покачивая головой. – Тут, у нас, и воздух чистый, и травы целебные. В городе-то што? Толкучка да смрад. А тут – простор, Байкал-батюшка дышит, леса шелестят. Ишь, как дитё-то расцвело, щёчки румянцем залились. Тут ей и место, тут ей и жить.

И Аня полной грудью вдыхала таёжный воздух, наполненный ароматами хвои и свежестью Байкала. Она бегала по душистым лесным полянам и с визгом забегала в холодную воду озера, чтобы тут же выскочить из неё. В стороне от тропинок было у неё заветное местечко. Ловко взбиралась она на пригорок, где среди могучих сосен, источающих смолистый аромат, лежал широкий плоский камень. Его поверхность, местами покрытая мягким изумрудным мхом и серебристым лишайником, стала уютным пристанищем. Нагретый летним солнцем, этот камень превратился в идеальное место для наблюдений – отсюда открывался захватывающий вид на Байкал-море, обрамлённое величественными горными хребтами, чьи вершины терялись в голубоватой дымке горизонта. А нашла она его совершенно случайно, когда в одиннадцать лет впервые пошла одна в лес, втайне от бабушки, конечно. Ух и влетело ей тогда! Но девочка ни о чем не жалела, а когда стала постарше – бабушка уже спокойно отпускала её гулять по округе.

Наслушавшись бабушкиных историй, Аня называла это своим местом силы. Здесь всегда было удивительно спокойно – даже вечно шумящие сосны словно затихали, а воздух становился густым и звенящим. В такие моменты голова становилась ясной, будто промытая хрустальной байкальской водой, а мысли текли легко и свободно, как горный ручей по камням.

Часто она так сидела, размышляя и глядя на бескрайнюю гладь Байкала, расстилавшуюся внизу подобно древнему зеркалу. Солнечные блики играли на волнах, а далекие горы на том берегу то проступали отчетливо, то таяли в голубоватой дымке. И порой ей казалось, что именно в этом месте она чувствует что-то особенное – словно невидимые нити пронизывали воздух, а камень под ней едва заметно пульсировал какой-то древней, непонятной силой. Впрочем, она относила эти странные ощущения к чистому горному воздуху, напоенному ароматами трав и хвои, да к величественным видам, от которых захватывало дух и кружилась голова.

А как она любила сидеть в небольшом, но таком уютном бабушкином домике, стоявшем на краю села среди гор и тайги. От бревенчатых стен, потемневших от времени, всегда веяло теплом, а половицы чуть поскрипывали под ногами, словно напевая древнюю песню. Там всегда пахло травами и какими-то особыми настоями – пучки сухих растений свисали с потолочных балок, а на широком подоконнике теснились глиняные горшочки с отварами. В красном углу тускло поблескивали старые иконы в потемневших окладах, а рядом с ними странным образом уживались связки можжевельника и пучки полыни.

В дубовом сундуке, который стоял у дальней стены, хранились старинные свитки с непонятными узорами, которые бабушка называла "картами силы". Анечка любила втихаря поднимать тяжёлую крышку, от которой исходил чуть горьковатый запах дерева и времени, и разглядывать эти загадочные линии, выведенные выцветшими от времени чернилами. Порой от долгого разглядывания этих узоров начинала кружиться голова, а перед глазами словно плыли странные тени.

Каждый вечер, когда солнце уже клонилось ко сну и первые звезды робко проглядывали сквозь кружево листвы, Аня садилась с бабушкой пить чай с ароматным земляничным вареньем. В настоящей русской печи уютно потрескивали дрова, бросая причудливые тени на бревенчатые стены, а пушистый полосатый кот Васька лежал около неё на выцветшем бабушкином половике и дремал. Наступало время «дедовских сказов». Бабушка знала много удивительных историй и, что немаловажно, умела их рассказывать так, что Аня не то что шевелиться – дышать забывала порой. Голос старушки становился глубже, певучее, словно сама древность говорила её устами. В её историях говорилось о прекрасных мирах и могущественных чародеях, о великих знаниях и удивительных способностях древних народов "слышать" мир и использовать его силу для великих дел. Но шли столетия, истощалась эта сила, словно река, теряющаяся в песках, а вместе с нею терялось умение её использовать.