– Нинель. Ты кажешься мне такой обаятельно милой кокеткой. Я понимаю вашу не свободу, в обязательстве перед Геннадием. Пардон. Ну все же, могу ли я надеяться?
Нинка захихикав, глядя на Геннадия, ответила:
– Пошёл в жопу! – Но по её глазам было видно, витиеватость предложения, её не сколько не смущала, а хмельно кружило голову, внимание мужского общества.
Все было изыскано и чинно, если не считать что Нинка материлась как сапожник. К вечеру стал усиливаться мороз и в квартире появился шестилетний сын Нинки. Это был мальчуган отмеченный худобой, с тонкой шеей и живым любопытствующим взглядом. На нем было старое пальто не по размеру. Пальто было коротким, так что рукава не закрывали голые красные от мороза запястья, хотя малыш и прятал руки в карманы. На голове была видавшая виды ушанка, а на ногах обшарпанные башмаки без шнурков. Понятно было что парень на улице продрог, он часто шмыгал носом.
– Явился! Чего пришёл так рано? Видишь у нас гости! – Пьяно вопрошала мамаша. Но малыш уже её не слышал, его взгляд был прикован к бутербродам с сыром лежащим на столе. Ел ли он вообще сегодня, Ненель не знала вовсе.
– Я хочу бутеброт. – Мальчик ловким движением схватил его с тарелки. Но ещё более ловким ударом, мать шлёпнула его по руке, да так, что бутерброд выпал на пол.
– Ты чего хватаешь, без разрешения! Следующий раз так стебану! Можно он возьмёт бутерброд, все равно уж уронил на пол? – Обратилась Нинка к мужскому обществу, виноватым голосом, застыв в смирении.
– Ей бы сейчас веер в руку и картину пиши, но лучше перо в зад.– Подумал Кот, однако сказал другое: – Ты чего Нинель? Как говорят французы – кес ке сё. Пусть ест.
Не успел Кот договорить, как малыш уже собрал с пола сыр и намазанную маслом булку и все засунул себе в рот, активно работая челюстями.
– У проглот. Его сколько не корми, всегда голодный. – Сказала Нинка, подсаживаясь на колени Геннадию.
Малыш отошёл от матери на недосягаемое расстояние и с невероятной скоростью умял оставшиеся бутерброды в тарелке. Затем он внимательно осмотрел стол и не найдя больше ни чего, что можно было бы съесть, удалился на улицу.
– С самого рождения, он не нужен был ни кому в этом мире. – Тихо сказал Бабуин Коту.
– Да, но как странно, с его уходом закончился и праздник. – Также тихо ответил Кот. Они молча встали и вышли на свежий морозный вечер.
– Мороз крепчает. Надо прогреть машину. – Сказал Кот. – И они направились к газику.
– Прогреть?
– Вот в доме на против, живёт одна моя старая знакомая Айли. Зайдём. – Зайдём, Кот произнёс ни как вопрос, а как утверждение. И они зашли.
В доме с печным отоплением, до их появления, пахло кисло-сонной тоской. В центре квартиры стояла круглая печь, отапливающая проходной зал, за ним спальню и коридор с другой стороны, ведущий в другую холодную спальню. Кухня отапливалась плитой-печкой. Айли оказалась девятнадцатилетней симпатичной девушкой, с фигурой манекенщицы. Они устроились на кухне. После выпитых пару рюмок коньяка, девушка раскрепостившись, пристроилась на коленях Кота, обняв рукой его за шею, весело щебетала. Бабуин потеряв к ним интерес, стал высматривать тень приведения, постоянно скользящей по тёмному коридору мимо кухни. Наконец он спросил у Айли:
– Это что, твоя старшая сестра?
Айли ничего не ответив, громко засмеялась вместе с Котом.
– Сонное царство.
– Сонное? Кто там? – Спросил Кот у Айли.
